...Где то на второй неделе радость о том что я спасся поутихла. Пальмы и кокосы вызывали уныние и диарею. Ром кончился.
...Обжег горшки. Получилось неплохо. Дикий виноград еще не созрел но довольно сахарист. Поставил вино на солнышко.
...Горшки похожи на благословение. Затушил крысу. Испил чудодейственного напитка. Одиночество забылось. Ночью пел песни.
«Пятнадцать человек на сундук мертвеца.
Йо-хо-хо, и бутылка рому!
Пей, и дьявол тебя доведет до конца.
Йо-хо-хо, и бутылка рому!»
Во время мародерства из разбитого корабля на плот спрыгнула дворняжка, я называл её Джулькой. Так вот, Джулька начала мне подвывать. Налил Джульке. Пес доверчиво лизнул мне щеку... лучше бы он этого не делал. Что ты делаешь одиночество?
...Проснулся в обнимку с Джулькой. Надо менять кличку. Джульетта?
...Прошло 5 лет. И вправду век собаки не продолжителен. Собака лучший друг человека... Вернулось одиночество.
... На острове развелось довольно много кошек. Поймал одну, исцарапала лицо и убежала. Бесполезные твари.
...Слышал как то что ночью русалки выходят на берег отдыхать. Блядь, это был морж... морж тоже сдох...
Записи обрываются. Пьяные закорючки..
...На острове много коз, до этого я на них охотился, но выглядят довольно мило.
...Поймал козу, но коза не собака, лягнула по яйцам и сбежала.
...Застрелил козу, несу тушу домой... а что делать. Следом увязался подсосный козленок.
...Козу прожарил на вертеле, но козочка довольно милая, понимающая. Растет. Назвал козочку Лизой.
...Козочка подохла.
...Обнаружил что остров посещают дикари- людоеды. Сижу в засаде.
...Совсем одичал, забыл цифирь , пойманного скользкого типа назвал понедельник. Остальные дикари разбежались по берегу размахивая недожеванными мослами. Утром видел как их пироги хуярили в сторону Америки. Гребаные гастарбайтеры.
...Понедельник издох, надо в следующий раз захватить парочку...
...Понедельник и вторник сдохли. На этот раз я успел продырявить пироги но их кореша кто вразмашку, кто по собачьи переплыли мировой океан до острова Пасхи. Говорят что эти фигуры, моаи очень похожи на меня.
...Пироги с людоедами оплывают мой остров за много миль стороной. Сижу в засаде, забыл когда брился. Оброс. Из шкур дохлых коз сшил шляпу и зонтик. Оставшиеся в живых козы построили плот и куда то съебались.
...Тот кто следит за одинокими душами услышал мои молитвы, пирогу с дикарями вынесло штормом на берег. Коварные ублюдки разбежались по всему острову. Вся неделя ушла на поиски.
...Пятница оказалась женщиной. Её везли мне в жертву. Почему то дикари считают меня злым духом островов, и поклоняются издали. На то они и дикари... Жизнь то налаживается. Кстати пока поймал пятницу понедельник, вторник, среда да и четверг подохли зазря. Их вопли до сих пор звучат у меня в ушах...
...Голубоглазые чумазики бегают по всему острову, Пятница опять беременна. Сижу на мысе, смотрю на море в трубу.
...Чу, корабль. Отплывает шлюпка. Сижу в засаде, рядом притаились чумазики.
...Вечером у костра пели песни:
«Все семьдесят пять не вернулись домой —
Они потонули в пучине морской?
Йохохо...бля»

Лев Гринфельд

Дядя Алик приходит в мой магазин всегда после обеда. Он спрашивает, где его стул, садится и многозначительно молчит. Ему нравится, когда идет бурная торговля. Он может смотреть на этот процесс долго и с удовольствием, как пьяный романтик на костер.

– Как ваши дела? – интересуюсь я, пока нет клиентов.

– Володя, мне семьдесят пять. Какие могут быть дела, когда первая половина пенсии уходит на еду, а вторая – на её анализы? Зачем вам мои жалобы? Это не ходовой товар. Хотите услышать за чужое здоровье, идите в очередь в поликлинике и берите там все это счастье оптом. Я сегодня по другому делу.
– Я весь – одно большое ухо.

– Володя, у вас есть автомобиль?

– Есть.

– Я знаю, что есть. Но мне кажется, вам должно быть приятно, когда вас об этом спрашивают. Так вот, я имею, что предложить до кучи к вашему высокому статусу владельца «Жигулей». Я хочу практически подарить вам одну шикарную вэщь.

Он бережно разворачивает пакет, извлекает оттуда старые, потертые часы с блестящим браслетом.
– Вам ничего не надо делать. Просто выставите локоть из окна. Пусть солнце поиграет немного на богатом ремешке. Через пять минут в машине будет сидеть орава таких роскошных ципочек, что даже я, Володя, на полчасика бы овдовел. А вы знаете, как я люблю свою Ниночку. Остальные женщины будут кидаться вам под колеса и оттуда проситься замуж.

На лице ни тени улыбки. Он почти никогда не шутит, он так мыслит.

– Вы только подумайте: часы, ципочки, машина, и со всего этого поиметь удовольствий за каких-то сто никому, кроме меня, ненужных гривен.

– Двадцаточку насыпать можно. Да и то – из большого к вам уважения. Ваш «богатый» ремешок сильно инкрустирован царапинами, – без энтузиазма верчу я в руках ненужную мне «вэщь». Дядя Алик берет паузу и задумчиво смотрит сквозь очки в окно.

– Знаете что, Володя? Я дам вам один хороший совет, и вам это ничего не будет стоить. Пойдите в наше ателье, спросите там тетю Валю и попросите пришить вам большую пуговицу на лоб.

– Зачем?

– Будете пристегивать нижнюю губу. Двадцать гривен за почти швейцарские часы?! Даже не смешите мои мудебейцалы. Это часы высшего сорта! Сейчас этого сорта даже детей не делают. Эта молодежь с проводами из ушей и витаминами из Макдональдса… Её же штампуют какие-то подпольные китайцы в Бердичеве. Сплошной брак.

Он делает неповторимый жест рукой, означающий высшую степень негодования.
– Володя, у меня есть пара слов за эти часы. Я всегда был человек, душевнобольной за свою работу. У меня никогда не было много денег, но мне всегда хватало. Так научил папа. Он был простой человек и сморкался сильно вслух на концертах симфонического оркестра. Но, как заработать, а главное – как сохранить, он знал. Папа говорил, что надо дружить. Так вот, о чем это я? Да, на работе я дружил с нашим бухгалтером Колей.

– Это у вас национальная забава – со всеми дружить.

– А как по другому? Слушайте дальше сюда. Сверху у этого Коли была большая голова в очках. А снизу – немного для пописать, остальное – для посмеяться. В общем, с бабами ему не везло, страшное дело. А у меня была знакомая, Зиночка Царева, с ней я тоже дружил. Такая краля, что ни дай божэ. И я пригласил ее отметить вместе тридцатилетие нашей фабрики. Первого июня, как сейчас помню. И тут у нас объявляют конкурс на лучший маскарадный костюм. Ну, вы же знаете, я – закройщик, мастер на все руки. Сделал себе костюм крысы: ушки, хвост, голова. Чудо, а не крыса. Зиночке сообщил по секрету, что буду в этом костюме. Вы следите за моей мыслью?

– Обижаете.

– И знаете что? Вместо себя, в этот костюм я нарядил шлимазла Колю, показал на Зиночку и сказал «фас», а сам собрался поехать в санаторий. Бухгалтер в костюме крысы… Он смеялся с себя во все свои два поролоновых зуба.

Дядя Алик усмехается и смотрит на меня, выжидая, что я оценю всю тонкость юмора, как минимум, заливистым хохотом. Улыбаюсь из вежливости.
– И вот еду я на встречу с квартирантами, чтобы сдать на лето свою однокомнатную, заезжаю на заправку и что я вижу? В шикарном автомобиле «Жигули» первой модели с московскими номерами сидит обалденная цыпа и умирает с горя. Деньги у нее украли, а ехать надо. Эта профура просит меня заправить ей полный бак и двадцать рублей на дорогу, а за это предлагает рассчитаться очень интересным способом не с той стороны. Да, это сейчас молодежь кудой ест, тудой и любит. Володя, вы не в курсе, что они хотят там оплодотворить? Кариес? Я тогда об этом только слышал от одного старого развратника Бибиргама, ходившего в публичный дом до революции, как я на работу. В то время это считалось извращением, тем более за такие деньги.

– И вы проявили излишнее любопытство…

– Излишнее – это совсем не то слово. Там получился такой гевалт, что вы сейчас будете плакать и смеяться слезами. Отъезжаем мы с ней в посадочку. Она сама снимает с меня панталоны и тащит все, что в них болтается, себе в рот. Азохен вей, что она вытворяла! Этой мастерице нужно было служить на флоте – ей завязать рифовый узел, не вынимая концов из рота, как вам два пальца на чужой ноге описать. Я прибалдел, что тот гимназист. Приятно вспомнить, – он ненадолго замолкает, прикрывает глаза, по его лицу блуждает довольная улыбка.

– Я сейчас подумал: может, нынешняя молодежь таки все правильно делает? Так вот. Почти в финале я вижу, как мою «Волгу» вскрывают какие-то три абизяны. Представляете? Я выскочил наскипидаренным быком и без штанов побежал спасать имущество.

– И что? Отбили ласточку?

– Володя, посмотрите на мою некрещеную внешность. Вам оттуда видно, что я не Геракл? Или вы думаете, они испугались моего обреза? Бандиты немного посмеялись, и я накинулся на них, как голодный раввин мацу. Я рвал их зубами и получал за это монтировкой по голове. Володя, там остался такой шрам, такой шрам… Я никогда не брею голову – не хочу, шобы мой верхний сосед Борис Моисеевич, дай бог ему здоровья, видя как я иду через двор в магазин, кричал со своего балкона: «Смотрите, смотрите! Залупа за семачками идёт!». Он это и так кричит, но если бы я брился, Борис Моисеевич оказался не так уж неправ. А это обидно. Остался со шрамом, зато без трусов и машины. Что интересно, эта топливная проститутка таки спасла мне жизнь.

– Как? Разве она не была в сговоре с угонщиками?

– Конечно, была. Но эти три адиёта так поспешно погрузились в мою «Волгу», как барон Врангель на последний пароход до Константинополя, и на первом же повороте расцеловали телеграфный столб. Тормоза отказали. А я в больницу попал на три месяца.

– Хорошо, что так обошлось.

– Какое обошлось? Шо вы такое говорите? Квартира несданной все лето простояла! Это были страшенные убытки. Потерянное лето шестьдесят восьмого…

– А с Колей-то что?

– А что ему сделается? Он так танцевал с Зиночкой, не снимая верхней части костюма, что ровно через девять месяцев у них пошли крысята.

– .Забавно.

– Да, Володя, кто скажет вам, что в СССР секса не было, плюньте ему в лицо. А потом киньте туда камень. Все было. Тогда женщина могла забеременеть оттого, что заходила в комнату, где пять минут назад кто-то делал детей. На каждом советском головастике стоял ГОСТ и знак качества. Отцовство подстерегало меня на каждом шагу, но я не давался. А Коля поднял белый флаг с первого выстрела. Я танцевал у них на свадьбе, как скаженный. Сейчас Коля ходит весь во внуках и говорит мне спасибо.

– Так при чем тут часы?

– Ах, да. Часы… Разве я не сказал? Их и путевку в санаторий я выменял у Коли на костюм крысы.

– Хе-хе. Получается, вы променяли Зиночку на часы.

– Вы, конечно, исказили мне картину. Но даже если и так. Я сделал это по дружбе. К тому же, Зиночка была очень советская, а часы – почти швейцарские. Улавливаете две эти крупные разницы? Вы хотите сказать, это не стоит сто гривен?! За Зиночку Цареву?! Это была такая краля…

– Думаю, стоит, – улыбаюсь и достаю деньги.

– Учтите, что сегодня я не принимаю купюры, где ноль нарисован только один раз. Мне будет стыдно покласть их в карманы моих парадно-выходных брук. Я хочу достать при моей женщине цельную сотню и пойти с обеими в кафе «Мороженое».

– Хорошо, дядя Алик, – я нахожу самую нарядную хрустящую сотню. Он с достоинством прячет деньги в карман и уходит.

А недавно, раскрутив часы, я обнаружил внутри современный механизм с батарейкой и надпись на крышке «Made in China». Ну, что сказать?

Сергей уже опаздывал на дежурство, а потому даже не бежал, а несся на работу, поскальзываясь и совершая немыслимые кульбиты. Оставалось три минуты, когда он, переведя дыхание, чинно вошел на приемный блок оперативной гинекологии областного роддома города, скажем, N.
В отделении он работал медсестрой. В трудовой стояла запись "медбрат". Но кому какое дело. Будучи студентом пятого курса лечебного факультета и уже покатавшись на скорой в качестве санитара, а потом и фельдшера, Сергей, лелея давнюю мечту стать акушером-гинекологом, устроился на полставки медсестрой в роддом. Дежурства были не часты - 4-6 ночей в месяц, как правило, с пятницы на субботу. И спустя полгода работы стали обыденны и однообразны. Хотелось какого-то драйва. И драйв себя ждать не заставил.

На приемнике кроме дежурной медсестры была старшая. Галина Федоровна Силакова. Этот человек с первой встречи поразил Сергея до глубины души. И не прекращал поражать из раза в раз. Во-первых, Галина Федоровна была напрочь косой. То есть глаза смотрели вообще в разные стороны. И понять в какой говорить было очень сложно. Во-вторых, она оперировала в разговоре всем русским языком со всеми оборотами и идиомами. И это людей интеллигентных приводило в легкий трепет. В-третьих, она была настоящим профессионалом своего дела, и научила сестринской работе Сергея буквально за неделю. Особо не церемонясь в выражениях.

Сергей аккуратно втянул некстати выползшую соплю и поздоровался. Медсестра Наташа, приветливо улыбнувшись, помахала ручкой. Силакова, увидев медбрата левым глазом, начала разворачиваться в его сторону. Сначала повернулась голова, и она окинула взглядом Сергея с ног до головы. Учитывая особенности ее зрительного аппарата, картинка выходила жутковатая. У Сергея слегка закружилась голова, засосало под ложечкой, стало подташнивать. Спустя секунд пять в его сторону развернулся весь необъятный организм, руки которого уперлись в боки.

- Ну, здравствуй, Сергей Соломоныч. Иди сюда, пидор. – ласково произнесла Силакова. Начало диалога явно не предвещало ничего хорошего. Тем паче, что в миру Сергей был Яковлевичем, правда Фридманом.

- Добрый день, еще раз, Галина Федоровна. Что-то случилось? – как-то напрягшись, спросил Сергей, со свистом втянув неугомонную соплю.

- Ты в ту пятницу дежурил? - ледяным голосом осведомилась старшая медсестра. Сергей попытался припомнить, где он мог накосячить. Не вспомнил.

- Ну.

- Баранки гну. Ты чего бабам в двенадцатой палате наплел? Весь роддом на ушах неделю стоит.

- Ээээ... Да вроде ничего такого не говорил. - Покривил душой медбрат. Говорил, да еще как говорил. Пел соловьем. Но кто ж знал, что его невинная шутка выльется в такой малоприятный диалог с Галиной Федоровной.

- Сейчас-то ты чего брешешь? Еще раз такое услышу, вырву кадык. Больше не побрешешь. - Старшая развернулась и, глядя вперед правым глазом, двинула в отделение.

Сергей побежал переодеваться. По пути встретил заведующую оперативной гинекологии. Молча остановились друг перед другом. С глазами у нее все нормально, разве что были они немного навыкате. Хрен знает, сами такие или Базедова болезнь.

- Добрый вечер. - Опасливо произнес Сергей. В теплой куртке и от избытка чувств он уже вспотел.

- Фридман, ты... – Главврач потрясла указательным пальцем. Пауза затягивалась. Дежурство уже началось.

- Я.

- Ты чего там?

- Что?

- Иди, работай. И, чтоб ни-ни.

Сергей отправился в раздевалку, на ходу гадая, что же такого произошло, если даже заведующая, которая за словом никогда в карман не лезла, теперь этих слов не находит.

Переодевшись, он поднялся в отделение. Персонал встречал его, как героя. Хлопали по плечу. Восхищались. Выражали свой восторг разными доступными способами. Тревога в душе медбрата нарастала.

- Лидия Кирилловна, что тут было-то. – Поинтересовался Сергей у дневной медсестры. И она поведала. Начало-то он помнил и сам, но концовка превзошла все его ожидания.

В отделении оперативной гинекологии существует палата лапараскопических больных. То есть в ней лежат первые сутки после лапароскопий. Это такие операции, когда в брюхе делают три дырки и через них путем хитрых манипуляций удаляют всякие ненужные запчасти, трубы там, аппендикс. Быстро. Красиво. Не так больно потом. В категорию таких пациенток попадают, как правило, молодые дамы, среднего возраста 22 лет. В палате шесть коек. Через каждый час туда завозят после операции нового постояльца. А на следующий день всех переводят по другим палатам, чтоб место не занимали.

Зайдя в палату, дабы выполнить назначения врача, Сергей увидел следующую картину. Все койки были заняты молодыми дамами, в разной степени мучающихся отходняком от наркоза. Оно и понятно – оперировали-то их по очереди. Поставив укол баралгина одной из них, Сергей уже собрался уходить, как услышал вопрос.

- Доктор, а что это такое? – Вопрос исходил от пациентки только что получившей дозу обезболивающего. Носом она указывала на свой локоть, из сгиба которого торчала канюля кубитального катетера. Это такая пластиковая трубка с заглушкой на конце, которую, дабы не колоть вену 10 раз, анестезистки ставят перед операцией, приклеивают к коже специальным пластырем, а потом через пару дней извлекают. Выглядит кубитальный катетер конечно несколько футуристично – полупрозрачный пластик, завинчивающаяся крышечка, сбоку микрофильтр, пластырь этот специальный опять же. Новые технологии, фигли. Понятно, что у человека неподготовленного такая штука, нагло торчащая из организма, вызовет массу вопросов, тем паче, что перед операцией-то ее не было. Первый вопрос – что это?

- Кубитальный катетер. – В сто сороковой раз за год ответил Сергей. Он привык. И был готов пуститься в подробные объяснения. К тому, что его называют доктором, он тоже привык. Зачем доказывать, что ты медбрат, объяснять, почему в отделении гинекологии? Доктор так доктор.

- А что это такое? – Слабо пропищала не до конца отошедшая от наркоза девушка. Надо сказать, что современная молодежь читает мало, и особым умом не блещет.

- Никто не знает что это? – Спросил у палаты Сергей. Никто не знал, выразилось это в негромких «нет» и слабых покачиваниях головами. И тут у медбрата что-то щелкнуло в голове. - Все знают, почему лапароскопическая операция такая дорогая?

- Нет. – Донесся шепот из разных углов. Заманчивая идея обретала в голове Сергея объем.

- Ну, вы даете. Надо же читать, что подписываете. – Девушки напряглись. – Сама-то операция копейки стоит. Что там три дырки сделать? Основная сумма - это дорогостоящее оборудование, которое имплантируется вам по ходу оперативного вмешательства. А именно микрочип с мнемофункцией и кубитальный катетер с рассасывающимся проводником. Понятно объясняю?

- Нет. – Опять захрипело по углам.

- Короче, во время операции анестезиолог вводит вам через локтевую вену проводник, на конце которого располагается микрочип. По кубитальной вене он ведет его в плечевую, затем подключичную и яремную вены. Доходит до мозга. Дальше проводник, обладающий тепловой памятью, изгибается соответственно ходу вен и достигает таламуса в области мозолистого тела поближе к хиазме зрительного нерва. Где происходит установка чипа. Через пару дней проводник рассосется, и анестезистка извлечет оставшуюся пластиковую часть катетера.

- А зачем все это? – испуганно спросила какая-то более или менее ожившая девушка.

- А это самое интересное. В будущем, когда вы придете на прием к врачу, вам не понадобится отвечать на нудные вопросы, типа когда, с кем, сколько. Врач приставит к вашему темечку сканер и у него на компьютере высветится ваш анамнестический паспорт: сколько партнеров, когда, какие сопутствующие заболевания, аборты там, роды. Все, короче. Очень, знаете ли, облегчает работу.

Палата засуетилась. Выразилось это в усилении стонов и покряхтывании.

- А можно его извлечь, пока проводник не рассосался? – спросил кто-то.

- Я думаю, нет. Да и зачем? Это же для вашего блага. Опять же занимаются этим у нас сертифицированные анестезиологи-реаниматологи. Они все дома до понедельника. Так что не напрягайтесь. Выздоравливайте. – Медбрат пошел заниматься своими непосредственными обязанностями. К утру, он уже забыл о своей шутке. Сдал смену и отправился на учебу.

Когда от наркоза отошли все, в палате №12 был учинен военный совет, который постановил, что это дело совсем не дело, и чипы надо извлекать. Решено было поспать и утром идти к врачу. Утро, знаете ли, вечера мудреней. В 9:30 утра двенадцатая палата в полном составе явилась пред ясны очи дежурной медсестры Натальи Леонидовны. Наталья Леонидовна проработала двадцать пять лет в отделении оперативной гинекологии, и всю карьеру медсестрой. Новыми технологиями она не интересовалась. Режут и режут себе хирурги. Наше дело маленькое – выхаживай и выполняй назначения.

- Выньте нам чипы из мозгов. – Ультимативно и вразнобой заявили девушки.

«Опаньки», подумала медсестра, «массовый психоз».

- Какие еще чипы?

- С мнемофункцией.

- Откуда они у вас? – спросила Наталья Леонидовна, и подумала «главное не злить – удавят, вон глаза как блестят».

- Нам их во время операций вчерашних вживили. – И девушки поведали о том, как вчера приходил врач, и рассказывал про новые технологии и про стоимость операции.

Многие, наверное, замечали, что врачи умирают обычно от тех болезней, которые пытаются лечить. Наркологи спиваются. Онкологи гаснут от онкологии. Дерматовенерологи нет нет да и подхватят какой-нибудь триппер. Психиатры не исключение. Шиза косит их ряды медленно и верно. Четкий, выверенный, качественный бред может убедить кого и в чем угодно. А уж когда бред массовый… очень, очень сильная штука.

Плотина здравого смысла рухнула и медсестра поверила. А поверив, посочувствовала и сказала:

- Пойдемте к дежурному врачу. Он должен знать, что делать.

Всем кагалом двенадцатая палата во главе с дежурной медсестрой двинула в ординаторскую, где, не ведая о готовящемся ударе судьбы, пил чай дежурный акушер-гинеколог. Точнее пила, сидя на диване, смотря телевизор, закинув ноги на стул перед собой, поедая печеньки. Зрелище передвигающейся эээ… послеоперационной толпы, надо сказать гнетущее. Все держатся за животы. Кто-то несет в руках бутылочку на веревочке, в которую (бутылочку) опущен дренаж, другим концом воткнутый в брюхо обладательницы такого неоднозначного девайса. Кого-то, что понятно тошнит. Раздаются стоны, слышно поверхностное дыхание, шарканье тапочек. В общем, люди расступаются и жмутся к стенам.

Все ввалили в ординаторскую. Милая пухленькая доктор повернула голову, во рту у нее была печенька:

- Фто ната? Кхакхого хрена Натафа?

- Извлеките нам чипы из мозгов. – Решительно заявили пациентки протягивая к врачу руки с оголенными локтевыми сгибами.

- Да, Светлана Владимировна надо бы помочь девушкам. Убрать пока не поздно чипы. Они же не знали, что подписывают. А когда узнали – уже имплантировали им их. – Наталья Леонидавна с жаром выпалила эту фразу и застыла в ожидании стремительных действий врача.

Печенька изо рта акушера вывалилась на пол.

- Какие на хер чипы, Наташа, ты в своем уме? – Крошки печенья вылетали изо рта врача метра на полтора. Взгляд затуманился. Такое спокойное дежурство стремительно прекращалась в кошмар. Всем назначать реланиум. Вызывать со скорой писхбригаду. Решать вопросы с психдиспансером. Не позавидуешь.

Медсестра оценила этот нетривиальный жест так, что где-то она все-таки не права. И что-то происходит не так. В ее глазах начала рождаться мысль. Но шиза так просто не отпускает. Из-за ее спины раздался гомон голосов.

- Извлеките нам чипы. Нам сказали, что у нас в головах чипы.

- Фхто фказал? - Недопрожевав, спросила доктор. Крошки изо рта легким снегом упали на безукоризненно синюю хирургическую пижаму.

- Доктор сказал. Вчера вечером приходил и все объяснил. - Жаловались женщины. И они поведали дежурному врачу сагу о том, как им ставили чипы в мозг.

Пока они это рассказывали, мысль из глаз медсестры, так до конца и не придя, решила удалиться, взяв за руку мысль из глаз врача.

Доктор на самом деле была не из этого отделения, была она из роддома. И в роддоме она работала безвылазно уже лет двадцать. В гинекологии появляясь только на субботние и воскресные дежурства. Так, подумала врач, главная у нас с выдумкой, ездит на всякие выставки и симпозиумы, могла и привезти какое-нибудь ноу-хау. Звонить ей и спрашивать? Да ну на фиг. Скажет еще, что тупая, и за литературой не слежу.

- Девочки, не переживайте. Все будет хорошо. Вот придет в понедельник заведующая, она все вопросы и порешает. - Мягко увещевала доктор. На эту реплику ответом ей было грустное мычание. 12-я палата переживала - проводник-то вот вот рассосется.

Вечером в палату пришла анестезистка, дабы удалить катетеры. Их действительно извлекают через два дня, чтобы не образовались тромбы. Но не тут-то было. Дамы плакали. Дамы убегали от медсестры. Короче, была массовая истерика и помешательство, и явное несоблюдение всех медицинских норм и протоколов. Кое как катетеры извлекли, отловив сумасшедших по одной. Эта немудреная процедура ввергла 12-ю палату в отчаяние - на концах катетеров проводников не было. Рассосались.

Депрессирующую палату утром сдали по смене. Воскресная смена как и субботняя была не сильна в новых технологиях. Но ко всему прочему информация о чипах была передана врачом врачу на полном серьезе. Назревал нешуточный скандал.

Утром в понедельник после общебольничной планерки в ординаторской отделения оперативной гинекологии собрались: врачи гинекологи(7 штук), старший ординатор (1 штука), доверенный терапевт (1 штука), интерны (8 штук), ординаторы (3 штуки), аспирант (1 штука), доцент кафедры (1 штука), заведующая отделением (1 штука). Все расселись за столы, на диване, в кресла. Кто-то стоял. Заведующая рассказывала о своей оперативно-гинекологической юности. Публика благоговейно молчала. Посреди жаркого монолога открылась дверь ординаторской. Ввалились шесть пациенток 12-й палаты. Хором упали на колени и, утирая слезы, начали умолять главврача извлечь им чипы из мозга.

Зрелище и само-то по себе нешуточное, но учитываю внешний вид просителей просто сногсшибательное - бледныые лица, сухие тонкие губы, впавшие глаза с кругами под ними. Да, нелегко даются бессонные ночи..

Трудно было переубедить женщин в том, что деньги они заплатили не за чипы, а за операцию. Но коллектив отделения за каких-то три часа справился с этой задачей. Работа на этот период времени была, конечно, парализована. Еще около часа ушло на выяснение личности врача. Оставшуюся часть дня отделение придумывало кару. Но, как известно, если хочешь, чтобы что-то было сделано, лучше это делать одному, ну, вдвоем. Так что Сергей отделался легким испугом. Но после этого так уже не шутил. Хотя и хотелось.