Салатницы, фруктовницы, селедочницы. Все громоздкое, непрактичное. И ещё фарфор. Красивый, с переливчатым рисунком цветов и бабочек. Набор из 12 тарелок, чайных пар, и блюд под горячее. Мама покупала его еще в советские времена, и ходила куда-то ночью с номером 28 на руке. Она называла это: "Урвала". Когда у нас бывали гости, я стелила на стол кипенно белую скатерть. Скатерть просила нарядного фарфора.

- Мам, можно?

- Не надо, это для гостей.

- Так у нас же гости!

- Да какие это гости! Соседи да баб Полина...

Я поняла: чтобы фарфор вышел из серванта, надо, чтобы английская королева бросила Лондон и заглянула в спальный район Капотни, в гости к маме. Раньше так было принято: купить и ждать, когда начнется настоящая жизнь. А та, которая уже сегодня - не считается. Что это за жизнь такая? Сплошное преодоление. Мало денег, мало радости, много проблем. Настоящая жизнь начнется потом. Прямо раз - и начнется. И в этот день мы будем есть суп из хрустальной супницы и пить чай из фарфоровых чашек.

Но не сегодня. Когда мама заболела, она почти не выходила из дома. Передвигалась на инвалидной коляске, ходила с костылями, держась за руку сопровождающего.

- Отвези меня на рынок, - попросила мама однажды.

- А что тебе надо?

Последние годы одежду маме покупала я, и всегда угадывала. Хотя и не очень любила шоппинг для нее: у нас были разные вкусы. И то, что не нравилось мне - наверняка нравилось маме. Поэтому это был такой антишоппинг - надо было выбрать то, что никогда не купила бы себе - и именно эти обновки приводили маму в восторг.

- Мне белье надо новое, я похудела.

У мамы хорошая, но сложная фигура, небольшие бедра и большая грудь, подобрать белье на глаз невозможно. В итоге мы поехали в магазин. Он был в тц, при входе, на первом этаже. От машины, припаркованной у входа, до магазина мы шли минут сорок. Мама с трудом переставляла больные ноги. Пришли. Выбрали. Примерили.

- Тут очень дорого и нельзя торговаться, - сказала мама. - Пойдем еще куда-то.

- Купи тут, я же плачу , - говорю я. - Это единственный магазин твоей шаговой доступности.

Мама поняла, что я права, не стала спорить. Мама выбрала белье.

- Сколько стоит?

- Не важно, - говорю я.

- Важно. Я должна знать.

Мама фанат контроля. Ей важно, что это она приняла решение о покупке.

- Пять тысяч, - говорит продавец.

- Пять тысяч за трусы?????

- Это комплект из новой коллекции.

- Да какая разница под одеждой!!!! - мама возмущена.

Я изо всех сил подмигиваю продавцу, показываю пантомиму. Мол, соври.

- Ой, - говорит девочка-продавец, глядя на меня. - Я лишний ноль добавила. Пятьсот рублей стоит комплект.

- То-то же! Ему конечно триста рублей красная цена, но мы просто устали... Может, скинете пару сотен?

- Мам, это магазин, - вмешиваюсь я. - Тут фиксированные цены. Это не Черкизон.

Я плачу с карты, чтобы мама не видела купюр. Тут же сминаю чек, чтобы лишний ноль не попал ей на глаза. Забираем покупки. Идем до машины.

- Хороший комплект. Нарядный. Я специально сказала, что не нравится, чтоб интерес не показывать. А вдруг бы скинули нам пару сотен. Никогда не показывай продавцу, что вещь тебе понравилась. Иначе, ты на крючке.

- Хорошо, - говорю я.

- И всегда торгуйся. А вдруг скинут?

- Хорошо.

Я всю жизнь получаю советы, которые неприменимы в моем мире. Я называю их пейджеры. Вроде как они есть, но в век мобильных уже не надо.

Однажды маме позвонили в дверь. Она долго-долго шла к двери. Но за дверью стоял терпеливый и улыбчивый молодой парень. Он продавал набор ножей. Мама его впустила, не задумываясь. Неходячая пенсионерка впустила в квартиру широкоплечего молодого мужика с ножами. Без комментариев. Парень рассказывал маме про сталь, про то, как нож может разрезать носовой платок, подкинутый вверх, на лету.

- А я без мужика живу, в доме никогда нет наточенных ножей, - пожаловалась мама.

Проявила интерес. Хотя сама учила не проявлять. Это было маленькое шоу. В жизни моей мамы было мало шоу. То есть много, но только в телевизоре. А тут - наяву. Парень не продавал ножи. Он продавал шоу. И продал. Парень объявил цену. Обычно этот набор стоит пять тысяч, но сегодня всего 2,5. И еще в подарок кулинарная книга. "Ну надо же! Еще и кулинарная книга!" - подумала мама, ни разу в жизни не готовившая по рецепту: она чувствовала продукт и знала, что и за чем надо добавлять в суп. Мама поняла: ножи надо брать. И взяла.

Пенсия у мамы - 9 тысяч. Если бы она жила одна, то хватало бы на коммуналку и хлеб с молоком. Без лекарств, без одежды, без нижнего белья. И без ножей. Но так как коммуналку, лекарства ,продукты и одежду оплачивала я, то мамина пенсия позволяла ей чувствовать себя независимой. На следующий день я приехала в гости. Мама стала хвастаться ножами. Рассказала про платок, который прям на лету можно разрезать. Зачем резать платки налету и вообще зачем резать платки? Я не понимала этой маркетинговой уловки, но да Бог с ними. Я знала, что ей впарили какой-то китайский ширпотреб в нарядном чемоданчике. Но молчала. Мама любит принимать решения и не любит, когда их осуждают.

- Так что же ты спрятала ножи, не положила на кухню?

- С ума сошла? Это на подарок кому-то. Мало ли в больницу загремлю, врачу какому. Или в Собесе, может, кого надо будет за путевку отблагодарить...

Опять на потом. Опять все лучшее - не себе. Кому-то. Кому-то более достойному, кто уже сегодня живет по-настоящему, не ждет. Мне тоже генетически передался этот нелепый навык: не жить, а ждать. Моей дочке недавно подарили дорогущую куклу. На коробке написано "Принцесса". Кукла и правда в шикарном платье, с короной и волшебной палочкой. Дочке - полтора годика. Остальных своих кукол она возит за волосы по полу, носит за ноги, а любимого пупса как-то чуть не разогрела в микроволновке. Я спрятала новую куклу. Потом как-нибудь, когда доделаем ремонт, дочка подрастет, и наступит настоящая жизнь, я отдам ей Принцессу. Не сегодня.

Но вернемся к маме и ножам. Когда мама заснула, я открыла чемоданчик и взяла первый попавшийся нож. Он был красивый, с голубой нарядной ручкой. Я достала из холодильника кусок твердого сыра, и попыталась отрезать кусочек. Нож остался в сыре, ручка у меня в руке. Такая голубая, нарядная.

- Это даже не пластмасса, - подумала я.

Вымыла нож, починила его, положила обратно в чемодан, закрыла и убрала. Маме ничего, конечно, не сказала. Потом пролистала кулинарную книгу. В ней были перепутаны страницы. Начало рецепта от сладкого пирога - конец от печеночного паштета. Бессовестные люди, обманывающие пенсионеров, как вы живете с такой совестью?

В декабре, перед Новым годом маме резко стало лучше, она повеселела, стала смеяться. Я вдохновилась ее смехом.

На праздник я подарила ей красивую белую блузку с небольшим деликатным вырезом, призванную подчеркнуть ее большую грудь, с резным воротничком и аккуратными пуговками. Мне нравилась эта блузка.

- Спасибо, - сказала мама и убрала ее в шкаф.

- Наденешь ее на новый год?

- Нет, зачем? Заляпаю еще. Я потом, когда поеду куда-нибудь...

Маме она очевидно не понравилась. Она любила яркие цвета, кричащие расцветки. А может наоборот, очень понравилась. Она рассказывала, как в молодости ей хотелось наряжаться. Но ни одежды, ни денег на неё не было. Была одна белая блузка и много шарфиков. Она меняла шарфики, повязывая их каждый раз по-разному, и благодаря этому прослыла модницей на заводе. К той новогодней блузке я тоже подарила шарфики. Я думала, что подарила маме немного молодости. Но она убрала молодость на потом. В принципе, все её поколение так поступило. Отложило молодость на старость. На потом. Опять потом. Все лучшее на потом. И даже когда очевидно, что лучшее уже в прошлом, все равно - потом. Синдром отложенной жизни.

Мама умерла внезапно. В начале января. В этот день мы собирались к ней всей семьей. И не успели. Я была оглушена. Растеряна. Никак не могла взять себя в руки. То плакала навзрыд. То была спокойна как танк. Я как бы не успевала осознавать, что происходит вокруг. Я поехала в морг. За свидетельством о смерти. При нем работало ритуальное агентство. Я безучастно тыкала пальцем в какие-то картинки с гробами, атласными подушечками, венками и прочим. Агент что-то складывал на калькуляторе.

- Какой размер у усопшей? - спросил меня агент.

- Пятидесятый. Точнее сверху пятьдесят, из-за большой груди, а снизу ...- зачем-то подробно стала отвечать я.

- Это не важно. Вот такой набор одежды у нас есть для нее, в последний путь. Можно даже 52 взять, чтобы свободно ей было. Тут платье, тапочки, белье...

Я поняла, что это мой последний шоппинг для мамы. И заплакала.

- Не нравится ? - агент не правильно трактовал мои слезы: ведь я сидела собранная и спокойная еще минуту назад, а тут истерика. - Но в принципе, она же сверху будет накрыта вот таким атласным покрывалом с вышитой молитвой...

- Пусть будет, я беру.

Я оплатила покупки, которые пригодятся маме в день похорон, и поехала в её опустевший дом. Надо было найти ее записную книжку, и обзвонить друзей, пригласить на похороны и поминки. Я вошла в квартиру и долга молча сидела в ее комнате. Слушала тишину. Мне звонил муж. Он волновался. Но я не могла говорить. Прямо ком в горле. Я полезла в сумку за телефоном, написать ему сообщение, и вдруг совершенно без причин открылась дверь шкафа. Мистика. Я подошла к нему. Там хранилось мамино постельное белье, полотенца, скатерти. Сверху лежал большой пакет с надписью "На смерть". Я открыла его, заглянула внутрь.

Там лежал мой подарок. Белая блузка на новый год. Белые тапочки, похожие на чешки. И комплект белья. Тот самый, за пять тысяч. Я увидела, что на лифчике сохранилась цена. То есть мама все равно узнала, что он стоил так дорого. И отложила его на потом. На лучший день ее настоящей жизни. И вот он, видимо, наступил. Ее лучший день. И началась другая жизнь...Дай Бог, она настоящая.

Сейчас я допишу этот пост, умоюсь от слёз и распечатаю дочке Принцессу. Пусть она таскает ее за волосы, испачкает платье, потеряет корону. Зато она успеет. Пожить настоящей жизнью уже сегодня. Настоящая жизнь - та, в которой много радости. Только радость не надо ждать. Ее надо создавать самим. Никаких синдромов отложенной жизни у моих детей не будет. Потому что каждый день их настоящей жизни будет лучшим.

Давайте вместе этому учиться - жить

Ей заявляют, что якобы на родине она была специалистом по защите компьютерных сетей, обвиняют в похищении пароля и отзывают её лицензию уборщицы. Елена оправдывается, что даже не знает где у компьютера кнопка «Вкл», не то что пароль, и предлагает ФБР навести о ней справки в архивах города Николаева для подтверждения, что она никогда не имела к компьютерам никакого отношения, и что даже муж её бросил после того, как она, по незнанию, заботливо постирала его новый айпад в стиральной машинке. Фэбээровцы заявляют, что в справках нет необходимости: в Николаеве работают специалисты 6-го флота ВМС США и компании «Монсанто», строящие там секретный военный объект, и все городские архивы и личные дела горожан уже давно находятся в их распоряжении. После проверки её личного дела и телефонного разговора с бывшим мужем, ФБР оставляет Елену в покое.

Спустя полгода к Риплинюк приходят агент ФБР и представитель компании «Монсанто», которые сообщают, что с секретным объектом в Николаеве потеряна связь, и что город на запросы не отвечает тоже. Они предлагают Елене отправиться в Николаев в качестве консультанта-краеведа вместе с командой «морских котиков» SEAL для выяснения причин. Обещая, в случае её согласия, вернуть ей лицензию уборщицы. После небольшого раздумья Риплинюк соглашается, взяв слово, что ей купят ещё и автоматический моющий пылесос, о котором она всегда мечтала.

Оказавшись на борту идущего в Николаев эсминца «Дональд Кук», Елена пытается рассказать «морским котикам», что раньше Украина строила авианосцы, но они ей не верят и смеются. По прибытию в Николаев эсминец встаёт на рейде, а спецназовцы, Риплинюк и представитель компании «Монсанто» на надувном катере высаживаются в порту, обнаружив, что там никого нет. Сам город относительно цел, но повсюду возвышаются горы мусора и кучи горелых покрышек.

Группа добирается до военного объекта и спускается на подземные уровни. В лаборатории они находят колбы со странными существами с щупальцами, двое из которых ещё живы. Судя по записям в лабораторном журнале, существа назывались мозгохватами и их пытались удалить до того, как они успели отложить эмбрионы в головы людей, которые скончались во время операций. Также группа находит единственного выжившего – маленькую девочку Аню по прозвищу Ганна, которая всё это время пряталась в вентиляции. Девочка рассказывает про неких кыборгов-мутантов, добавив: «Они вселяются в Людей». Вскоре, «котики» определяют местоположение остального персонала базы – судя по локации их айфонов, они находятся в одном из подземных помещений ядерного реактора, питающего базу и комплекс «Иджис» наверху. Риплинюк, муж которой когда-то работал на АЭС, сообщает «котикам», что использование оружия в том месте опасно, так как можно случайно повредить систему охлаждения реактора, что вызовет ядерный взрыв. Лейтенант Гэсс удивляется, так как он всегда думал, что ядерные взрывы бывают только от ядерных бомб и исключительно в Японии, но на всякий случай отдаёт приказ всем сдать боеприпасы. Пулемётчики Билл и Джейн, сдав магазины от своих пулемётов, тайком подсоединяют запасные, а капрал Рэнглер достаёт дробовик.

Подойдя к указанному месту, «котики» видят множество трупов с разорванными грудными клетками, приклеенных слизью к стенам. Одна женщина из местного обслуживающего персонала оказывается ещё живой и просит спецназовцев убить её, так как с такими коммунальными тарифами ей всё равно не жить. «Котики» пытаются её освободить, но из её груди с криком «Слава Украине!» вырывается родившийся мутант, щёлкая вылетающей челюстью, и несчастную женщину сжигают вместе с ним. Неожиданно, взрослые кыборги спускаются с потолка и в боевом гопаке со всех сторон набрасываются на спецназовцев. Оставшиеся в живых «котики» начинают отступать. Пулемётчики, игнорируя приказ командира, открывают огонь. Видя эту бойню на экране, Риплинюк запрыгивает в брошенный неподалёку инновационный городской танк «Азовець» и мчится на помощь. Забрав выживших «морских котиков», Елене удаётся вывести их с базы.

После краткого совещания о дальнейших действиях Риплинюк выдвигает предложение, которое поддерживает капрал Рэнглер (лейтенант Гэсс впал в ступор и поэтому по званию Рэнглер теперь главный): покинуть Николаев и уничтожить базу «томагавком» с эсминца. Человек из «Монсанто» пытается возражать, ссылаясь на дороговизну постройки секретного объекта. С эсминца вылетает вертолёт «Си Хок», чтобы подобрать команду, но на его борт уже проник один из кыборгов, который выдирает понравившийся ему блестящий рычаг управления вертолётом, и тот терпит крушение, врезавшись в наземный комплекс «Иджис».

Собрав остатки снаряжения, капрал Рэнглер решает забаррикадироваться на командном посту и ждать помощи. «Морские котики» заваривают двери, а в коридорах ставят баррикады из всего железного, что было на базе. Однако «котик»-сисадмин докладывает, что ждать нельзя, что реактор скоро взорвётся, поскольку система охлаждения повреждена. Он ползёт по трубе к внешней антенне, чтобы вызвать второй вертолёт с «Дональда Кука». Среди оставшихся возникает дискуссия относительно жизненного цикла кыборгов: если они являются следствием заражения мозгохватами, а те вылупляются из яиц – то откуда берутся сами яйца?

Риплинюк просит вернувшегося сисадмина уничтожить двух живых мозгохватов в лаборатории, но тот отвечает, что человек из «Монсанто» приказал сохранить их до возвращения в США. Елена вызывает того на откровенный разговор и заявляет, что нашла планшет с ЖЖ командира базы, из которого она узнала, что несколько месяцев назад «Монсанто» прислала на базу контейнер генетически модифицированных яиц для омлетов и что именно компания виновата в заражении персонала базы, жителей города, а возможно и большей части Украины. Риплинюк грозит человеку из «Монсанто» сенатским расследованием и сливом всей информации на Викиликс.

Риплинюк и Аня-Ганна засыпают в медлаборатории. Проснувшись, Елена обнаруживает, что её автомат исчез, дверь заблокирована, а два живых мозгохвата выпущены из своих колб. Риплинюк удаётся запустить систему пожарной тревоги, благодаря чему вовремя подоспевшие «котики» успевают спасти их с девочкой и убить мозгохватов. Елена сообщает «котикам», что это дело рук человека из «Монсанто». По его плану, Риплинюк и Аня-Ганна должны были доставить в США эмбрионы внутри себя, чтобы впоследствии заразить ими весь американский электорат и импичнуть Дональда Трампа в Ростов-на-Дону.

Выслушав Риплинюк, спецназовцы решают расстрелять представителя «Монсанто», но в этот момент освещение отключается, датчики движения засекают массовое движение внутри базы, и очень скоро сотни кыборгов пробивают потолок, предварительно растащив все баррикады на металлолом и проникнув в систему вентиляции базы. «Морские котики» открывают шквальный огонь. Представитель «Монсанто» пытается спастись в одиночку, но попадает прямо в зубы одного из кыборгов, а Елена с девочкой отступают через вентиляционные каналы. За ними следуют немногие уцелевшие «котики». Здесь погибают так и не вышедший из ступора лейтенант Гэсс и солдат Джейн, которая взрывает гранату со словами: «Долбанные уроды. Как же я теперь понимаю русских».

Взрывная волна сбивает с ног Аню-Ганну, и она падает по вентиляционным каналам на нижние уровни базы. Капрал Рэнглер и Риплинюк, единственные выжившие, пытаются её спасти, но кыборги сразу замечают на девочке георгиевскую ленточку и утаскивают её в своё логово, громко распевая «Ще не вмерла». От звуков этой песни капрал впадает в депрессию и пытается застрелиться, но Риплинюк дотаскивает его до вертолёта, который сисадмин успел вызвать с «Дональда Кука». Риплинок приказывает ему лететь к главному входу, вооружается и спускается вниз. По локации своего айфона, который она дала девочке поиграть, Елена находит Аню-Ганну, уже переодетую в вышиванку и с балаклавой на голове. Она хватает девочку на руки и случайно забегает в помещение, в котором видит Хиллари Клинтон, откладывающую генномодифицированные яйца в контейнеры с маркировками «Беларусь», «Казахстан» и «Российская либеральная оппозиция».

Риплинюк выпускает струю огня в воздух, а затем направляет ствол огнемёта на яйца. Испугавшись, Хиллари отзывает кыборгов, но в этот момент яйца начинают раскрываться. Риплинюк сжигает яйца из огнемёта, затем расстреливает из автомата, а остальным кыборгам показывает портрет Путина, отчего те сразу взрываются.

Елена с девочкой убегают, а Хиллари преследует их. Сисадмин подлетает к посадочной платформе, чтобы забрать Риплинюк и Аню-Ганну, но в этот момент база начинает разрушаться и вертолёт задевает стену. Но взлететь всё же удаётся. По возвращении на эсминец выясняется, что команда корабля сбежала, а Хиллари спряталась в шасси вертолёта. Она достаёт свою коробочку с кокаином, выдувает её содержимое сисадмину в лицо, того с непривычки рвёт пополам, после чего Клинтон начинает преследовать Аню-Ганну по вертолётной палубе. Риплинюк с криком: «А ну вали отсюда, сука!» напускает на Хиллари автоматический моющий пылесос, тот сбивает её с ног, сбрасывая чудовище в море, где на Хиллари набрасываются черноморские акулы-катраны.

Елена устало включает сигнал СОС, набирает на навигаторе команду: «Ближайший незаражённый порт» и эсминец в автоматическом режиме берёт курс на Севастополь.

…………..

Путин читал отчёт, периодически, сравнивая его с аналогичным, совершенно секретным отчётом Пентагона, дочитал, нахмурился и размашисто написал на папке:

«Так и хочется спросить наших уважаемых «партнёров»:

Фыркать, таращить шерсть полковнику не пристало, поэтому он ложится и помирает. Говорит, давление поднялось. Жене полковника всюду мерещатся пылевые шары, гонимые сквозняком. Жена уверена, часть шаров полковник лепит сам, на зло. Удивительно что кофе, коньяк и преферанс полковника не вырубают. Только пылесос.

Жена Виктория так поджимает губы, что неподготовленный собеседник сам сигает в окно. На полковника её губы не действуют. Труп мужа на диване лучшая укоризна сварливой жене, считает полковник. И продолжает лежать.

Супруги пускаются в спор за право умереть первым. Виктория потратила молодость на пришивание пуговиц к рубашкам. В награду получила лишь это. (Жест, описывающий полковника и диван как единое существо). Измождённая, она обещает не протянуть и года. Полковник вспоминает, скольких женщин бросил ради неё. Взамен получил давление и пылесос. В памяти всплывают дорогие сердцу смертельные обиды.

Влюблённые быстро доходят до знакомства в Париже. И тут же мирятся. Франция – единственное место, где полковнику не хочется застрелить свою зайку. В Париже нет пыли.

Я изучал этот феномен европейской гигиены. Когда Франция засыпает, на улицы выходят африканские дворники. У них огромные пылесосы. Судя по шуму, они подметают бомбардировщиком. Мне не хватило сил подняться и посмотреть. Да это и не безопасно. Дворникам плевать что вы латышский сантехник.

Согласно телевизору, арабы насилуют всё. Латыш им ещё интересней, поскольку экзотика. Дворники хохочут и ругаются. В пять утра они полны сил, что позволяет отнести их к отдельному от нас биологическому виду.

Раз в год, чтобы выжить, полковник и Виктория посещают Францию. Не знаю как вышло, что я поехал с ними. Обычно, если экскурсия ходячая, я отказываюсь. Мне не понятна красота, которую нельзя съесть полулёжа.

Друзья мои бегают по замкам.

- Ах, как красиво! – говорят они, добежав до вершины. И сразу спешат в следующий замок. Полковник и Виктория (и моя Лара туда же) гуляют со скоростью четыре замка в день.

Трудно быть единственным обжорой в команде спортсменов. Я просился в ресторан/посидеть/булочку. Мне отвечали тут дорого/вид на мусорники/скоро ужин.

- Хватит жрать! – кричали мне. – Бежим скорей в Сю-Мер-Шинансо-Анаксуа!

Я спрашивал, чем те новые руины лучше этих прежних.

- Глупенький, - говорили мне, - там же красиво!

Под этим надуманным предлогом мы пересекли страну справа налево. Я ленивый, не пьющий. К путешествиям не приспособлен. А они на ужин берут 11 бутылок вина и салатик. Говорят, ах какой замечательный стол. Если игнорировать выражение моего лица, конечно.

Спорт убил во мне любовь к истории. Скорострельность арбалета, время разгона коня до сотни и расход овса в литрах – всё стало мне не интересно. Хотелось только полежать и котлету. Они сказали, потерпи до Бретани, там устрицы.

Моя мама, крестьянская душа, кормила меня жареными свиньями, а устриц не покупала. Я рос дикарём. Другие дети всё откуда-то знали. Им дядя-моряк привозил. Устрицы пищат и ползут обратно, говорили дети. Это ужасно вкусная еда. Гипотетически, на свете мог остаться второй такой же невежа.

Дальнейший рассказ для тебя, брат.

Устрица похожа на камень. В камне надо найти попку, вставить нож и вращательными движениями вогнать по рукоять. Потом надрезать пяточку, держащую створки. Через пять минут и десять проткнутых ладоней створки раскрываются. Знакомый постимпрессионист вскрывает устриц шуруповёртом. Высверливает дырочку, потом внутриполостно тычет, я думаю, ей в печень. Устрица доверчиво расслабляется. Тут-то её и жрут.

Желая прослыть интеллигентом, я одолел трёх. Остальных умяли постимпрессионист с полковником. Я же, наклоняясь к Ларе, стал иронизировать. В манере, которую сам считаю изящной. Лара ткнула меня в бок, как бы призывая довериться.

- Послушай, сволочь, - сказала она, - Твоё нытье портит мою Францию. Заткнись, или застрелю. Прямо вот этими плоскогубцами.

Лара может застрелить и голыми руками, под настроение. Я не стал поправлять на счёт плоскогубцев