От автора

В отличие от порядка, всякий бардак имеет свою структуру, склонность к самоорганизации и устойчивость к внешним воздействиям. Постижение дзена бардака не допускает прыжков через ступени. Если рассматривать его по шагам, то каждый этап абсолютно логичен, но, если видеть только исход и результат, невозможно даже представить себе всю красоту промежуточных движений внутри этого чёрного ящика. Именно неброской красоте плавных переходов автор и посвящает свои небольшие новеллы.

Не знаю. Такого нет и не было в тексте, но за пояснениями можно обратиться к офтальмологу.

Куляр

В данный исторический период Екатериной Великой работала Адиля Фейзуллаевна, которая возглавила «УССУТИК» сразу после выхода Фатимы Фаридовны на пенсию. Безусловно, даже внешне она несколько отличалась от Екатерины, приближаясь по форме к геоиду. Вот если сложить 90, 60 и ещё раз 90, то это был бы примерно экватор. Не всякий геоид мог бы похвастаться настолько полным комплектом золотых зубов и таким дивным платьем из патчворкинга, которое окончательно украшало нынешнюю Екатерину. Лишь кресло не разделяло общего восторга: стоило Екатерине Великой слегка расслабиться, как подлокотники фиксировались между материками геоида. Когда вся эта колышущаяся гондвана пыталась встать, кресло либо выпускало её с предательским чпоканьем, либо оставалось висеть в районе Антарктиды, как причудливо переполненный подгузник, использованный всей ясельной группой. Выход виделся только один: срочно скинуть родителей на шторы и линолеум. Но всех скинуть не получилось бы. Родители средней, старшей и подготовительной групп были уже закалены, знали основные приёмы сбора денег и предусмотрительно ускользали из сетей, расставленных педагогическим коллективом. Оставалась младшая группа, только что вошедшая в ворота комбината воспитания, и ещё не настолько битая жизнью. Однако, анкетирование показало, что родители групп разных призывов общаются между собой: смысл всех ответов сводился к тому, что денег не дадут, хотя предлоги варьируются.
Екатерина впала в тягостные думы. Оставалось последнее средство, к которому не хотелось бы прибегать. Но, похоже, выхода ей не оставили. Созвав фрейлин, Екатерина повелела приступить  к прямому опросу плохо говорящих малышей, чтобы выявить скрываемые источники финансирования. Сначала спрашивали про птичек, рыбок и собачек, а потом внезапно задавали вопрос, кем работают папа и мама. Задачей педагогического коллектива было перевести ответ и как-то практически применить результат. Главной по опросу Екатерина, естественно, назначила Змею.
Людмила Петровна не была Змеёй ни по внешности, ни по паспорту, а вовсе даже говорящей камбалой по фамилии Зайцева, но Екатерина мысленно называла её именно Змеёй. Судя по конечному результату, Змею пытались сократить минимум четыре предыдущих Екатерины, поскольку теперь Людмила Петровна числилась на четырёх четвертушках ставок: воспитателя, психолога, музыкального руководителя и, внезапно, медсестры.
Опрос уже подходил к концу, а результатов было от силы рублей на триста, утаённых семьями замаскировавшихся студентов и бюджетников. Да ещё и за каждый рубль придётся пободаться, судя по тому, что малыши были явно заинструктированы родителями и отвечали на все вопросы максимально уклончиво.
- А кем папа работает? – в очередной раз спросила Змея.
- Гадеец,- гордо ответил опрашиваемый.
- Ну, вот же ж… - расстроился коллектив – К гадейцам нельзя, эти нежные очень. Давайте следующего.
- Максимка, а кем папа работает?
- Куляр.
- Маляр?
- Нет.
- Кулинар?
- Нет.
Коллектив озадачился.
- А! Он ездит на машине с водичкой? Кулеры заправляет?
- Нет.
Заштопинский завод имени Сакко и Ванцетти был славен стратегическими девяносто шестыми балками и горловинами, но отродясь не выпускал оптику. Тем не менее, Людмила Петровна не могла себе позволить облажаться.
- Учёный сельхозмикробиолог? На аспиранток смотрит через окуляр?
- Нет.
- Свадебный фотограф?
- Нет. Куляр!
- Снайпер, что ли? – испугалась Людмила Петровна.
- Нет.
Повисла пауза. Слышно было, как Екатерина шевелит Австралией, а Людмила Петровна – своими четвертушками воспитателя и психолога. На кону была честь всего коллектива.
- Ну, хорошо. А давай так. Вот утром папа собирается на работу… Так?
- Да.
- Вот он что говорит? Куда пойдёт, что там будет делать?
- Кулярить.
Екатерина вмешалась:
- Ясно. Давайте переведём разговор. Малыш, а вот мама кто?
- Воба.
Людмила Петровна закрыла лицо руками.
- Что? – испуганно спросила Адиля-Екатерина.
- Можно сворачивать тему. Мама у него вобавает.

Наум Таврический, часть 1

Основателем Заштопинского завода имени Сакко и Ванцетти был пламенный комсомолец Наум Стульчер, из простой рабочей семьи. Судя по анкете, его папа был каменотёсом, а мама дояркой, поэтому в партию его приняли тогда, когда товарищ Землячка вычищала предыдущих детей каменотёсов и доярок. Сохранившиеся документы так и не позволили понять, какие именно камни тесал Рувим Стульчер: зубные, почечные или сразу драгоценные. Факт тот, что его тяжкий труд позволил семье продержаться самые трудные годы и даже избежать погромов. Зато Эсфирь Стульчер была не просто мамой для своих тёлочек, а настоящей заботливой мамашей-дояркой. В её племенном стаде всегда были в огромном ассортименте самые разные вымена, на любой вкус. У слова «вымя» плохо со множественным числом, но имя-имена, племя-племена… В общем, пусть будут вымена, которые на взгляд и ощупь хорошо знали все начальники.
Наум по своей кипучей натуре был механиком-технологом, энтузиастом с инициативой. В отличие от многих начальников, он окончил целых пять классов непонятно чего, поскольку в церковно-приходскую школу его почему-то не брали. Его цепкий глаз сразу подмечал, где можно применить прирождённый талант или, в крайнем случае, хотя бы червячный редуктор. Например, четырёхтактный скворечник с поршнем быстро учил птенцов летать, продольные механограбли, к радости крестьян, плавно переходили в расчёску высокой интенсивности, но настоящее восхождение Наума началось с того дня, когда ватерклозет на выменной ферме мадам Стульчер сыграл заезжему начальнику «Интернационал» на фановых трубах с помощью кулачкового автомата.
В бывшем номерном Заштопинске-43 тоже был свой завод имени Сакко и Ванцетти, который зачал Ефим Креслер, попавший под дело Промпартии, поэтому в разные годы завод последовательно основывали Менжинский, Ягода, Тухачевский, Ежов, Берия – далее со всеми остановками, вплоть до дедушки нынешнего начальника. Ефим Креслер пока считается его, дедушки, ближайшим помощником и соратником, но кто знает, как повернётся история через несколько лет. К слову сказать, между городами километров восемь по прямой, просто они в разных областях. Автобус ходит лишь тогда, когда грязь засохла или замёрзла, хотя по документам там асфальта уже, наверное, 48 полос, метров четырнадцати толщиной, каждый метр по светофору и по два фонаря. Общее же число Заштопинсков переваливает за 600, они равномерно и секретно расположены по всей стране. Например, со времён приамурских партизан существует Заштопинск-2 верстах в 50 от Комсомольска-на-Амуре. За Заштопинск-408 в своё время шли отчаянные бои с китайцами, этот эпизод стал известен как конфликт на полуострове Даманский. Заштопинск-56 знаменит тем, что в начале войны держался дольше, чем Франция и Польша вместе взятые… Заштопинск-43 сейчас рассекречен, вернул себе историческое название Загуглинск, хотя вместо завода давно работает торговый центр имени Сакко и Ванцетти, а вот про остальные номерные Заштопински нам знать не положено. Наш Заштопинск-главный был более прозорлив в выборе фигуры основоположника индустрии. Достаточно сказать, что сразу после Стульчера завод основал товарищ Пономаренко. Причём, даже бывал здесь лично, регулярно изволяя отдыхать в пансионате для партизан, и даже с удовольствием принимал в пионерки из комсомолок первую Екатерину Великую. Тогда Лейле Равилевне почти стукнуло восемнадцать, буквально без пары-тройки лет, поэтому ей очень шла пионерская форма, и она была всегда готова, как только начальник будь готов. И Пономаренко служил основателем Заштопинского завода имени Сакко и Ванцетти бессменно до самой перестройки, когда это знамя снова подхватил светлый образ Стульчера.
Когда пролетарии ошиблись рукояткой управления, именно автомат Стульчера выполнил перезапуск системы в полном соответствии с алгоритмом: слил кипяток, подождал минут пять и подал холодную воду. Как и все автоматы Стульчера, этот тоже имел определённую степень свободы воли. Например, он должен был угадать температуру топки пролетарским кулачковым чутьём, безо всяких там буржуазных лженаук и датчиков. По дрожи земли заштопинцы поняли, что к ним приближается эра не лёгкой, а настоящей тяжёлой индустрии, а когда по крышам врезал град мелких фрагментов котла, кузницы, сарая и пролетариев, они почувствовали момент рождения градообразующего предприятия. Комиссия не нашла вины Стульчера, поскольку он в это время тяжко болел почечным камнем и на ситуацию повлиять не мог, о чём и предъявил справку.
Новое рождение завода давалось тяжело. После гибели оборудования для выпуска нелицензионных сепараторов, долгое время не удавалось производить ничего круглого. Первой продукцией стали опорные балки квадратного сечения, да и те шли винтом, как будто готовились к отражению атаки чего-то очень большого, хитрого и неприятного. Завод пробовал делать десятки, двадцатки, потом пятидесятки, но винтоватость продолжала их преследовать. Только девяносто шестые балки получились прямыми, поэтому стали визитной карточкой предприятия. Говорят, Серго, ещё более пламенный, чем Стульчер, при виде прямых девяносто шестых балок был растроган до слёз и даже расцеловал Стульчера. После чего поставил новую задачу партии: всячески добиваться экономии металла, повышать политическую грамотность рабочих и сдавать металлолом. Вспомнив заветы папы, Стульчер изобрёл уникальный инструмент: ручной рубанок по металлу. Восемь бригад рабочих, работая в три смены, всего за неделю превращали балку в двутавровую, неустанно работая четырёхсоткилограммовым рубанком. При этом заместители Стульчера вслух читали им передовицы газет, а полученная стружка сдавалась в гигантских объёмах. Заместителей уже тогда было очень много, потому что переломы срастались долго. Если же дело обходилось только ушибами и гематомами, то заместителя отправляли читать газеты следующей смене. За блестящее выполнение указаний партии Стульчер в том же году первый раз получил премию имени начальника. Но ум стихийного технолога не успокаивался, он придумал способ механизации производства и повышения производительности. На шасси Т-26 помещалось два, Т-34 – целых три рубанка, а КВ мог тянуть сразу четыре. С этого момента завод стал номерным и глубоко секретным, а к пачке авторских свидетельств Стульчера добавились такие, которые можно было прочитать только из рук начальника первого отдела.
Карьера, впрочем, часто омрачалась интригами завистников. Например, однажды начальнику доложили, что балки Стульчера плохо держат нагрузку под углом, что ставит под угрозу индустриализацию, коллективизацию, пятилетний план и обороноспособность страны Советов. В те годы и за меньшее можно было уехать основывать Заштопинск-900 на южном побережье моря Лаптевых, считая ещё такой исход дела огромной удачей, но спасла справка о приступе зубного камня. Всего за сутки Стульчер изобрёл трёхтавровую балку, а через год начал выпускать уже и четырёхтавровые. КБ завода вплотную подошло к эскизному проектированию пятитавровых, когда грянула война. Вот тут и проявился оборонный потенциал завода: противотанковый ёж из балок Стульчера сыграл решающую роль в битве у столицы. К тому времени успели выстругать всего две трёхтавровых и одну четырёхтавровую балку, поэтому ёж получился один, зато библейских масштабов. Его уменьшенная копия установлена в качестве памятника за сотню километров от столицы и до сих пор производит сильное впечатление. Говорят, Гудериан и Манштейн, обнявшись, плакали при виде этого ежа от лютой злобы и ненависти. Ночью ёж был тайно перевезён в приволжские степи. При второй встрече с ним Манштейн катался по земле от ярости, борясь со спазмами в животе. Едва не получив апоплексический удар, он был отстранён от командования, что привело к сдаче армии Паулюса в плен. За обеспечение трудовым подвигом перелома в войне Стульчер стал Героем труда, кавалером нескольких боевых орденов и ещё двух премий имени начальника. Позже ёж Стульчера участвовал и в наступательных операциях, причём, немцы сдавались, едва лишь завидев его грозные контуры.
После войны завод, наконец, получил почти новое оборудование: станок, на котором немцы строгали корпуса своих линкоров за один проход. Историческая правда заставляет уточнить, что «Тирпиц» и «Бисмарк» делали на другом станке, который был захвачен союзниками, а вот «Лютцов» и «Шеер» точно были выструганы на этом, втором по размеру. Вместе с ростом производства появились и зарубежные заказы, экспортные версии продукции завода на корню скуплены китайскими, японскими и корейскими фирмами.
Заштопинцы передали автору огромную любовь к своему городу и заводу, поэтому слишком много информации обрушилось на голову читателей. А вот как оно получилось с горловинами и прозвищем – отдельная история, которую мы прочитаем в следующей части.

Отредактировано DoctorLector (2019-10-22 17:24:12)

Спасибо, в следующей части использую.

Наум Таврический, часть 2

Завод имени Сакко и Ванцетти был славен чёткой структурой, пролетарской самоорганизацией и стойкостью к внешним воздействиям. В лучшие годы на нём трудились до 18 тысяч заштопинцев, радуя небывалыми производственными успехами каждого простого трудящегося, от первого секретаря райкома и выше. Как и везде, костяк коллектива составляла бухгалтерия, но она лишь ненамного опережала по численности плановый отдел, экономистов, финансистов, тружеников снабжения, сбыта, АХЧ, первого отдела, второго отдела, очень развитых профкома, парткома и комитета комсомола, пищеблока, ОРС, медсанчасти, «Уссутика», пионерлагеря, жилищников и разных других важных отделов, полный набор которых не мог упомнить даже сам Стульчер. Непосредственно балками занималось человек 500, в то время, когда не были в подшефных колхозах или на овощебазе. В основном, они состояли в отделах главного инженера, главного механика и главного технолога. Если же вычесть патентоведов, кладовщиков, инструментальщиков, а также начальников цехов, мастеров, бригадиров, нормировщиков, электриков, сантехников, столяров и плотников, то как раз и оставалось восемь бригад неудачников, по шесть человек в каждой бригаде, которые в три смены возили по балкам рубанок Стульчера. Как следствие, по валовому тоннажу выпущенной бумаги завод имени Сакко и Ванцетти легко занимал почётное второе место после издательства «Правда». На первое место выходить было категорически нельзя как по высоким партийно-политическим, так и по банальным административно-уголовным соображениям. Пламенный Серго оценил предприятие загадочной фразой: «Этот завод такой же, как Екатерина, только завод. Но сдавать стране металл некому!».
Серго очень любил, когда сдают металл. Идеалом для него был слесарь шестого цеха заштопинского завода, который однажды сказал: «Мы не можем ждать милостей от металла. Сдать его – вот наша задача». Сдавший весь шестой цех до голых стен, слесарь Мичурин был переведён с повышением в садоводы, поскольку там уже точно нечего было сдать, но он отличился и в садоводах. Яблоки его селекции темнеют быстрее остальных, и это неспроста: в них повышенное содержание металла. Ещё до революции Серго открыл на Шаболовке приёмный пункт, но купола, колокола и царь-пушки сдавали редко, ограничиваясь самоварами, паровозами и рельсами. Полицмейстер уж знал, где искать пропавшие трамваи, заборы и ворота. Из-за постоянных трений с полицией Серго был даже принят в революционеры без испытательного срока, сразу на полную ставку. В полную силу его талант расцвёл лишь после гражданской, когда металл сдавали целыми бронепоездами и линкорами. В дальнейшем приёмный пункт стал заводом, а заготовленного сырья хватило, чтобы делать лучшие в мире станки вплоть до перестройки, когда детище Серго было в свою очередь сдано на металлолом.
Должность коменданта Кремля была очень тяжёлой, даже одноразовой, поскольку начальник очень любил отправлять этого сотрудника к глухой стене мавзолея. Никто из комендантов не дослуживал и одного дня, поэтому про вакансию в первый раз в истории было сказано: «За воротами очередь стоит». Действительно, к Спасским воротам круглые сутки стояла очередь кандидатов на должность коменданта. Отправляли в очередь по приговору трибунала, а для предотвращения побега вдоль всей очереди стояла вооружённая охрана. Кадровики этого рекрутингового агентства стреляют без предупреждения, посему очередь терпеливо переминалась на месте в ожидании часа своего неизбежного краткого комендантства.
- Это что? – спросил начальник.
- Что из всего этого – «что»? – обречённо уточнил комендант Кремля.
- А, опять прислали из бывших… Вот это, в земле, что?
- Отверстие. Над ним зловонный пар, стало быть, под ним канализация.
- Мы это видим. Где люк? – спросил начальник и, после некоторой паузы, внимательно посмотрел на Серго. Тот занервничал, поднял глаза на звезду Спасской башни и затараторил клятву:
- Карлом и Фридрихом, и со Цюрупой и Свердловым, и Лениным нашим Вседержителем…
За это время уже успели увести предыдущего коменданта Кремля и привести нового, который не не был в курсе разворачивающейся драмы. Начальник остановил Серго на перечислении третьего десятка усопших марксистов и обратился к новому коменданту:
- Люк?
- Вы - мой отец? – не понял комендант. Следующий оказался более сообразительным:
- Очевидно, украли.
- Это мы понимаем.
- Вместе с горловиной украли,- напоследок блеснул эрудицией комендант, когда его уже уводили.
- Так ведь поставим! – сказал Молотов,- Например, колесо от вагона хорошо всё закроет.
Начальник задумался. Он пытался вспомнить, попадались ли ему уже составы трехколёсных вагонов.
- Провалится,- уверенно заявил Каганович – Нельзя колесо без опоры.
- Я туда трубку проронил, а вы мне люки-горловины.
Подумав, начальник добавил в сторону от Кагановича:
- И царский червонец. Золотой.
Теперь можно было не сомневаться, что трубку найдут. Кстати, так вот прозаично и началась история московского метрополитена.
- И сегодня доложите, кто у нас занимается люками-горловинами, кроме вот… - начальник снова посмотрел на Серго, который сразу истово замотал головой и уставился на звезду Спасской башни, шевеля губами.
- Стульчер! – оживился Серго. – Ему уже и металл выделен! У него лучшие опоры в стране.
На этом моменте автор почувствовал, что распи
сался немыслимо. Настала пора отложить до третьей части вопросы о судьбе заговора Тухачевского и роли Заштопинского завода балок и горловин в создании ракетного щита страны.