Пушистые хозяева Зимнего дворца — эрмитажные коты — отмечают 13 мая свой профессиональный праздник. День эрмитажного кота стал доброй ежегодной традицией. Да и как лишний раз не порадовать этих важных и милых товарищей?
— Коты стали очень важной частью нашей эрмитажной жизни и одной из значительных эрмитажных легенд, — отмечает директор Эрмитажа Михаил Пиотровский. Он однажды признался, что журналисты чаще спрашивают его о котах, нежели о картинах Рембрандта. Это и неудивительно, ведь менялись владельцы Зимнего дворца, портреты на стенах, коллекции приезжали и уезжали, а по комнатам продолжала бродить усато-полосатая гвардия.
Свои историю полосатые обитатели Зимнего ведут с начала восемнадцатого века, когда Пётр поселил во дворце привезённого из Голландии кота.
В 1745 году Зимний дворец атаковали крысы и мыши. Тогда императрица Елизавета повелела завести ко двору котов. Елизавета издала указ «О высылке ко двору котов». В нем императрица повелевала «сыскать в Казани самых лучших и больших котов, удобных к ловле мышей… И ежели кто имеет у себя таковых кладеных котов, оных объявить для скорейшего отправления в губернскую канцелярию». Почему из Казани? А там как раз вывели особую, бойцовую породу. Говорили, что местные царапки отличаются недюжинной силой и красотой. У них непременно мускулистая шея, развитые плечи, большая голова и совсем короткий хвост.
— По всей Казани развесили объявления. Владельцы таких котов должны были немедленно сообщить о своих питомцах властям. Тем, кто этого не сделает, грозили штрафом, — рассказывает директор Музея кошки и ветеринарный врач эрмитажных питомцев Анна Кондратьева.
Преодолев полстраны, котики оказались прямо в Зимнем дворце. Но там за ними был глаз да глаз. Диета такая, что самой стройной фрейлине и не снилась.
— Баранину не давать, дабы дух и характер строптив не был. Кормить только телятиной, но в малых количествах, — такие наказы получали все, кто смотрел за новыми обитателями царской резиденции.
При Екатерине Великой царапкам придали официальный статус охранников Эрмитажа. И даже разделили на два класса: дворовые и комнатные. В покои допускали только самых-самых. Шкодить запрещалось, а иначе не миновать пушистикам наказания.
Любимицей императрицы была американская кошечка — подарок князя Потёмкина. Но даже она подняла однажды когтистую лапку на фрейлину. Императрица не простила. Мохнатую леди посадили в железную клетку и сослали подальше от жилых комнат.
Так бы и жили потомки казанских красавцев в Эрмитаже, но в Ленинград пришла война. В 1944 году котёнок в городе стоил баснословных денег — пятьсот рублей! В то время килограмм хлеба можно было купить в десять раз дешевле.
После блокады в Северной столице развелись мыши да крысы. Чувствовали они себя вольготно: ещё бы, никто их не ест и не гоняет. Тогда из Ярославля выписали новую усато-полосатую дивизию. Пять тысяч котов и кошек выпустили на улицы.
— Сохранились воспоминания трёх студентов, которые проходили практику в Эрмитаже. Но они были очень худенькими, и им никак не могли найти работу. А потом отправили ловить кошек по городу. Одну удалось найти на вокзале, другую — на рынке, — рассказывает Анна.
Так повелось, что почти все привезённые в город коты и кошки были черно-белые. Словно, носили строгий костюм под стать культурному городу.
В 60-е годы котов развелось слишком много. Эрмитаж даже решил от них избавиться. Тогда всех разогнали, а для травли грызунов стали использовать химические средства. Только препараты себя не оправдали. Вскоре усато-полосатых охотников вернули домой.
Особенно прославился эрмитажный кот по кличке Васька. Была у него забавная привычка сбегать на Васильевский остров и встречать свадьбы.
— Что ни фото на стрелке Васильевского острова, так жених, невеста, гости и Васька на переднем плане, — вспоминает Кондратьева. — Он настоящий долгожитель Эрмитажа — проработал одиннадцать лет. Каждый вечер возвращался в музей, кушал и ложился спать, а на другой день снова за своё. Сейчас Василий уже на пенсии. Пристроили его в приличную петербургскую семью. Его там холят и лелеют.
Известные петербургские архитекторы Сергей Мишин и Данияр Юсупов, которые реконструировали Зимний дворец, рассказали, как сроки едва не сорвала… кошка с котятами. Пришлось провернуть спасательную операцию.
Дело было в конце девяностых. Шла реконструкция входного вестибюля Эрмитажа. По проекту архитекторов монтировали кассовые павильоны (они, к слову, стоят в Эрмитаже до сих пор). Кассы устанавливали на подиуме высотой сантиметров в двадцать, под ним должны были протянуть провода.
— Монтажники собирались заколотить подиум и назавтра сдать объект, — вспоминает Сергей Мишин. — Но внутрь забрался кот. Кот срывал им графики, и нашим призывам к гуманности монтажники не внимали.
Под видом приёмки скрытых работ перед зашивкой архитекторы стали простукивать подиум в надежде, что зверь испугается и покинет убежище, которое может стать его могилой. В ответ раздался писк новорождённых котят. А их мама лишь ещё больше вжалась в недра подиума.
— В мозгу темнело, когда мы представляли, чем закончится зашивка подиума, сколько будет писку, возни и вони, не говоря уж о размерах гуманитарной катастрофы и предчувствии неизбывно гложущей вины, — делится Данияр Юсупов. — Твёрдо заявили, что качество работ отвратительное, что работу не принимаем и зашивать подиум запрещаем.
На это подрядчик сурово заявил, что соберёт совещание на высшем уровне и поднимет вопрос о том, как сроки сорвали сами архитекторы. Сопротивляться не стали. Но надеялись, что за время подготовки к совещанию кошачье семейство благоразумно покинет подиум.
В отчаянии Мишин и Юсупов написали на музейный форум. Поднялась буря.
Совещание, вопреки чаяниям защитников котов, собрали быстро, в тот же день после обеда: сроки-то горят. Для пущей убедительности от подрядчика выступил генеральный директор. Со стороны Эрмитажа тоже должна была явиться фигура соответствующего ранга, которая бы приняла решение за «внезапно упершихся» архитекторов.
— Это должен был быть замдиректора по строительству, — вспоминают архитекторы. — Но поскольку подрядчика позвали не без его содействия, в разборках участвовать он избегал. Главный архитектор тоже был недоступен. Пришлось на разборки идти Пиотровскому. Если кто не знает, идти на приём к главе Эрмитажа по вопросу котов — обычное дело.
На совещании было, мягко говоря, неловко: оба директора старались внимать аргументам подчинённых, но справедливо демонстрировали, что «вообще-то не царское это дело, разгребать такого рода недоразумения». Тем временем архитекторы косились в дальний угол подиума, гадая, там ли ещё кошачья семья. И вдруг кошку постигло внезапное прозрение.
— Нам пришлось сменить диспозицию, чтоб отвлечь внимание собравшихся на себя и не дать им заметить происходящее за их спинами, — вспоминает Данияр Юсупов. — Мы несли маловнятную ахинею, говорили просто всякие слова. Пару раз даже пришлось схватить Михаила Борисовича за локоть, чтоб он не обернулся в неудачный момент. Иной раз казалось, что он уж давно заметил подвох. Подрядчики протягивали руки: мол, видите, насколько архитекторы невменяемые.
Во время отвлекающего манёвра кошка успела сделать три рейда с котятами и исчезла. Выждав паузу, чтобы убедиться, что мама перетаскала всех детёнышей, архитекторы неожиданно «сдались» и сошлись на том, что «качество работ, конечно, негодное, но надо заканчивать».
Сейчас в музее живёт порядка пятидесяти котов и кошек. Больше стараются не разводить. Тех, кто постарше, отправляют на заслуженный отдых — раздают в добрые руки. Проблем с пристройством нет — обычно эрмитажные котики идут нарасхват.
Ещё тридцать лет назад музейные питомцы могли свободно бродить по выставочным залам, любоваться картинами и скульптурами, а потом, свернувшись клубочком у ног Диониса, уснуть. Но в конце 90-х свободу мурлыкам ограничили. Все-таки сигнализация: чуть лапка не туда ступит — и заверещит на весь музей.
Но говорят, что по ночам пушистики все равно находят лазейки и проникают в богатые комнаты. Тем более что там их уже ждут старые друзья.
— Есть легенда, что в Эрмитаже живут домовые — эрмиты. Это маленькие человечки, которых могут видеть только чистые сердцем и душой дети. По ночам они играют на фортепиано Моцарта и сражаются с котами в шахматы. А эрмитессы те еще модницы. Они причесывают своих пушистых друзей и из шерсти валяют себе шарфики. Говорят, именно поэтому эрмитажные коты такие шелковистые и приглаженные, — рассказала Анна Кондратьева.
Однажды врачи ветеринарной клиники даже решили провести эксперимент: включали котикам разную музыку и с удивлением обнаружили, что на Моцарта они правда реагируют. Становятся спокойнее и прислушиваются к мелодиям.
Кошачий быт весьма прост. У каждого свой лоток и миска для еды. В 90-е в подвалах стояли два огромных котла. Там варили специальную еду для питомцев.
— В котёл кидали красную рыбу и геркулес. Доводили до состояния пюре, потому что в Эрмитаже много пожилых усатиков, у которых уже нет зубов, и жевать им сложно. Время было тяжёлое, но пушистики не голодали, — рассказывает Анна.
Хвостатым пища нравилась. Они довольно мурчали. Но все-таки она была не совсем полезной. У котиков часто развивались болезни мочевыделительной системы. Сейчас перешли на специальный корм. Мурлыки вмиг стали здоровее. Жидкое питание любят больше чем сухое и сразу уплетают за обе щеки.
Работы у музейных котов немного. За несколько веков у мышей выработалась чуть ли не генетическая память: в Эрмитаж и носа не совать — там такая охрана, что не проскочишь.
— Утро котики начинают с завтрака. Кормят их один раз в день, ещё до открытия музея. Потом обычно они заваливаются спать и просыпаются только под вечер. Но коли уж бодрствуют, то любят погонять мячики, поиграть в дразнилки и полазить по домикам. Некоторые выходят во двор встречать туристов, — говорит Анна.
По материалам Анны Посляновой («Комсомольская правда»).
