John Shemyakin

Смотрел в кругу семьи какую-то серию "Игры престолов". Махнул рукой на нравственность. Отдался воле демонических желаний, которые мои домочадцы называют "давай посмотрим сказку".
Перед тем как включить экран, вскинулся и проверил у собравшихся документы. Помню не всех в лицо, что тут говорить про возраст. Кроме четвероногих все остальные перешагнули порог совершеннолетия. Сложил документы стопкой, положил в карман. Я люблю, чтобы все сопереживали вместе со мной, болея за тех, кто мне на экране мил и дорог. Это трогательно, я считаю. Рыдать и грозить кулаком в экран вместе с главой семьи. Но есть в семье черствые люди, которые совершенно не сочувствуют судьбе белых ходоков и страданиям прекрасной семьи Фреев (или как их там?), а упорно желают победы какому-то снулому Джону Сноу и этой, второй там ещё. Которая знатно округлилась и налилась на борьбе с эксплуатацией воинственных кастратов и на выкармливании перепончатокрылых людоедов.
Сегодняшняя серия была про каких-то забавных островитян. Которые поклоняются Утопшему богу. Женщина у островитян одна. Похожа на мою пионервожатую и видно, что идейная. Она производит хорошее впечатление. Только из-за неё и досматривал серию. Всё ждал, что раскроется полностью.
Там топить чего-то всех начали, завывать про Утонувшего бога.
Внимание зрителей - в сериале полностью. Уши. Спины прямые. Сижу на угла дивана, заброшенный. Породил какую-то стаю. Довольно громко сказал, привлекая внимание, что в детстве меня кормили утопленниками. Их мне делали, когда я болел и меня, постылого, надо было чем-то радовать. И я этих утопленников ел и любил. Посмотрел на всех. Встал, ещё раз посмотрел на всех.
А никто и не удивился... Телевидение и вседозволенность губит любые папашины воспоминания. Плюс они всё же знают кое-что обо мне. Не удивились.
Торт "Утопленник" решил не делать: времени жалко.
Пока все начали смотреть следующую серию, ушел, ступая всей подошвой по порфирному мрамору, на кухонку.
Взял творога. Вспоминая (о, вспоминал же!) Дайнерис пухлую, растер творог через сито. Творог чавкал между пальцев. Приятно. Протер ещё раз.
Взбил четыре яйца. Небрежно. Безупречные - то-сё... Небрежно взбил яйца. Влил три взбитых яйца в протертый творог. Взял хлопьев овсяных, хороших. В ступке похрустел ими. Драконы, в подземелье тоже похрустывали кем-то. Всыпал овсяную крошку в творог. Набил на столе творожные лепешечки. На каждую лепешечку выложил, вздыхая и оглядываясь на дверь, за которой все мои веселились, что я тут, а не с ними, половинки клубники. В одну ещё кусочек шоколада положил.
Слепил шарики. Обвалял каждый шарик четвертом взбитом яйце. Сверху присыпал вафельной крошкой. Не знаю откуда она у меня.
Вскипятил воду. В кипяток пучок мяты кинул. Вроде как Ктулху.
Пока вода закипала взял горячие сливки, мёд, ванили. Смешал в мисочке. Мёд со сливками горячими очень хорошо себя чувствует. Такая Скандинавия что ли... Бог Один с козой на руках. Спокойно. Бальдр спит. Пчёлы.
В кипяток набросал будущих утопленников. К Ктулху мятному. Он там на дне метался чуть лохмотьями, ждал жертв, волновался, малыш.
Набросал утопленников и хладнокровно смотрел на жертвоприношение, хмурился пока все утопленники не всплыли.
Достал. Свалил груду творожных тел в миску. Залил все медом со сливками. Вздохнул. Вытер руки о фартук.
Открыл дверь. Крикнул этим, чтобы шли сюда, раз такое дело. Порадуются за Утонувшего бога.