Э. Выхристюк, Е. Худеньков
Предварительные разыскания о звере пицзеци

Публикуется с разрешения авторов.

--------------------------------------------------------------------------------

фигнюшка какая-то

Загадочная фигура зверя пицзеци открывает перед пытливым исследователем новые горизонты постижения китайской культуры и шире - истории человечества в целом. Весьма отрывочные сведения об этом удивительном животном разрозненны и крайне редки, само же животное предстает фигурой настолько знаковой, что переводчики не могли не посвятить ему эти пусть краткие и далекие от полноты, но исполненные неподдельного благоговения заметки.

Впервые мы столкнулись с термином пицзеци при переводе с китайского "Дела о полку Игореве" голландского автора Хольма ван Зайчика: а точнее - в эпиграфе, представляющем собой выдержку из двадцать второй главы "Лунь юя" ("Беседы и суждения"), всемирно известного сочинения древнекитайского философа и государственного деятеля Конфуция (551-479 до н. э.).

Надо сказать, мы тут же обратились к доступной нам справочной литературе, но нигде - за исключением цитируемой Х. ван Зайчиком двадцать второй главы "Лунь юя", ни слова о таком животном не нашли [1] . Это привело нас в некоторое замешательство, но естественным образом лишь разогрело наше любопытство.

Мы снеслись посредством телефона, интернета и почты с коллегами-китаеведами из разных уголков земного шара. Результаты были удручающими: никто из наших респондентов никакими определенными сведениями о пицзеци не располагал. Правда, от нескольких телефонных разговоров у нас осталось впечатление какой-то недосказанности. Так бывает, когда просишь описать простыми и ясными словами общеизвестное явление. Пришлось обходиться своими силами.

На данный момент нам приходится признать, что единственным источником, благодаря которому мы можем хоть как-то приподнять завесу тайны над зверем пицзеци, является эпопея Х. ван Зайчика "Плохих людей нет", где обильно цитируется считавшаяся давно и безвозвратно утерянной XXII глава "Суждений и бесед", в которой сосредоточены скупые, но крайне интересные и значимые высказывания великого учителя об этом мифическом зооморфном персонаже. Стоит еще раз оговорить, что нам неизвестно, каким образом XXII глава оказалась в распоряжении ван Зайчика. Но вопрос об аутентичности ее для нас в настоящее время уже не стоит: в том, что текст XXII главы написан самим Конфуцием, нас убедил, во первых, тщательный текстологический анализ приводимых ван Зайчиком выдержек, а во-вторых, уверенность в кристальной честности великого еврокитайского гуманиста, который никогда не пошел бы на подлог или розыгрыш.

В нашем распоряжении находится всего несколько отрывочных письменных свидетельств, прямо или косвенно связанных с этом животным. Первое, самое полное, - уже упоминавшийся выше эпиграф. Обратимся к тексту:
Однажды Му Да и Мэн Да пришли к Учителю и Му Да сказал:
- Учитель, вчера мы с Мэн Да ловили рыбу на берегу реки Сян и вдруг услышали какие-то странные звуки. Мы обернулись и увидели животное - у него была огромная голова с небольшими ветвистыми рогами, длинное тело и короткие ноги. Оно тонко поскуливало и смотрело на нас большими глазами, а из глаз текли слезы. Мэн Да крикнул, и животное скрылось в зарослях тростника. Я считаю, что это был цилинь, а Мэн Да говорит, что это был сыбусян. Рассудите нас, о Учитель!
Учитель спросил:
- А велико ли было животное?
- Оно было размером с лошадь, но высотой с собаку! - ответил Мэн Да.
- Уху! - воскликнул Учитель с тревогой. - Это был зверь пицзецы. Его появление в мире всегда предвещает наступление суровой эпохи Куй. А столь большие пицзеци приходят лишь накануне самых ужасных потрясений!

В данном эпизоде, представляющем собой диалог Конфуция и его ближайших учеников Му Да и Мэн Да (в двадцать второй главе они упоминаются постоянно; видимо, на склоне лет Конфуций выделил этих двоих среди прочих своих последователей), нам открываются некоторые признаки и свойства зверя пицзеци. А именно:

1. Самые иероглифы, которыми записан термин пицзеци, говорят о многом: пи - 'кожа', 'кожура', 'оболочка'; цзе - 'разделывать' (например, тушу), 'сдирать', 'расчленять'; наконец ци - 'самец цилиня', довольно известного мифического животного . Переводя иероглиф за иероглифом, мы получаем таким образом "цилиня, сдирающего кожу" или "цилиня, освобождающего от оболочки" [2]. Недаром Му Да решил, что перед ним именно цилинь.

В связи с этим весьма примечательным кажется то обстоятельство, что пицзеци относится именно к отряду цилиневых, про которых из разных текстов известно, что они, цилини, являлись в мир людей в качестве предвестников благих событий глобального свойства - вроде воцарения новой династии, несущей с собой мир, спокойствие и процветание. А уж поимка цилиня считалась безусловным знаком идеального, мудрого и гуманного правления.

С другой стороны, дерущиеся, бодающиеся, "бьющиеся" цилини издревле считались признаком событий зловещих, трагических и притом катастрофического свойства.

Судя по всему, пицзеци, как цилинь по происхождению, эту самую судьбоносность получил по наследству, но - с отчетливо выраженным отрицательным знаком: зверь был предвестником дурных событий, на что прямо и недвусмысленно указывается в конце диалога, где Конфуций говорит своим ученикам буквально следующее: "Его появление в мире всегда предвещает наступление суровой эпохи Куй". Об эпохе Куй см. ниже.

Итак: зверь пицзеци - несомненно некий подвид (разновидность?) цилиня. Его кости (предположительно - черепные) в древности использовались для гаданий; по крайней мере, в "Деле поющего бамбука" есть короткая, но характерная цитата из двадцать второй главы "Лунь юя": "Вчера гадали на костях пицзе. Будет радость". Судя по иероглифам, в данном случае речь несомненно идет о костях зверя пицзеци.

2. Кое-что можно уяснить и о внешнем виде зверя. Обычного цилиня часто изображают в виде однорогого оленя, с шеей волка, хвостом быка, копытами коня, разноцветной шерстью и панцирем черепахи. А вот как описан зверь пицзеци у Конфуция: "...у него была огромная голова с небольшими ветвистыми рогами, длинное тело и короткие ноги. Оно тонко поскуливало и смотрело на нас большими глазами, а из глаз текли слезы". То есть нашему взору в этом описании предстает некое довольно крупное животное - "размером с лошадь", с большой головой, имеющей незначительные роговые выросты ветвящегося типа, с длинным телом, покоящимся на непропорционально коротких ногах - "высотой с собаку". Разумеется, мы в данном случае берем в качестве предмета для сравнения среднестатистическую собаку, допустив, что это будет нечто вроде ирландского сеттера либо чуть крупнее или мельче. Облик пицзеци настолько необычен, что Мэн Да в какой-то момент решил даже, что перед ними сыбусян [3].

Также про пицзеци известно, что у этого животного весьма значительные по размеру глаза, имеющие способность к слезоизвержению (если, конечно, Му Да описал все правильно и не принял за слезы некую, скажем, слизь, проистекавшую от специфического для данного вида цилиня заболевания глаз).

3. Характерной чертой пицзеци, которую следует непременно подчеркнуть, является то обстоятельство, что животное стремится к обществу людей и с этой целью скрытно подходит к ним сзади - как это описано в приведенном выше эпизоде. Животное может издавать звуки, в нашем случае - поскуливать. В свете этого поскуливания и слезоотделения, а также того, что Конфуций связывает появление пицзеци с наступлением эпохи Куй, можно предположить, что этот зверь достаточно разумен - по крайней мере для того, чтобы осознавать роль вестника печальных событий, которую уготовила ему безжалостная природа. Другими словами, пицзеци прекрасно понимает, чем чревато для людей его появление - но не может не выполнить свой долг, формулируемый знаменитыми этико-философскими категориями ли и дао. Например, ли Солнца - подниматься по утрам над восточным горизонтом и в течение всего светового дня освещать землю; пусть оно знает, что с восходом начнется отложенная до света страшная и кровопролитная сеча, и десятки тысяч людей лягут костьми при первых же солнечных лучах - оно не может не следовать дао и не соблюдать ли. Нелепо было бы спрашивать у Солнца: ты готово взять на себя ответственность за всю кровь, что прольется в этот день? Кровь проливают те, кто режет жилы ближним и дальним своим; Солнце лишь старается, чтобы род людской не сидел в холоде и темноте, а предъявляет к нему подобные обвинения лишь тот, кто стремится хоть на кого-нибудь переложить ответственность за то, что пользуется теплом и светом, мягко говоря, не лучшим образом.

Сколько можно понять, все вышесказанное относится и к пицзеци, вернее, к связанным с ним морально-этическим проблемам.

4. Про эпоху Куй, наступление которой Конфуций тесно связывал с появлением пицзеци, также известно до обидного мало. В "Деле поющего бамбука" приводится другой эпизод из двадцать второй главы "Лунь юя", свидетельствующий о безусловно негативном восприятии в древнем Китае этой эпохи: "Однажды Мэн Да встретил Учителя на берегу реки Сян. Учитель был погружен в молчание. Мэн Да спросил его об этом. Учитель отвечал, что размышляет об эпохе Куй. Мэн Да попросил объяснить. "Страшно! Страшно!" - ответил Учитель". Конфуций прямо называет в приведенной в качестве эпиграфа цитате эпоху Куй "суровой"; в его кратком высказывании имплицитно содержится недвусмысленное указание на то, что главным содержанием эпохи являются ужасные потрясения (это совершенно определенного можно заключить из фразы о том, что появление больших пицзеци предвещает наступление такой эпохи Куй, при которой происходят САМЫЕ ужасные потрясения). Совершенно очевидно, что ни к мифическому одноногому быку куй [4], описанному в древнекитайском сочинении "Шань хай цзин" ("Книга гор и морей", разд. "Да хуан дун цзин"), ни тем более к сановнику Кую, служившему по музыкальной части при дворе легендарного императора Шуня, эпоха Куй отношения не имеет. В свете этого известная фраза "Куй и цзу", т. е. "Куй об одной ноге" или, в более морализованном, чисто конфуцианском, переводе, "Таких, как [сановник] Куй, и одного было достаточно" [5] должна быть кардинально пересмотрена и переведена правильно: "Одной [эпохи] Куй вполне достаточно!" То есть эта эпоха, как был абсолютно убежден Конфуций, знаменует собой наступление череды столь глобальных и катастрофических катаклизмов, что никакое другое бедствие не идет в сравнение с ними. По-видимому, надо понимать это так, что одной всеобъемлющей эпохи Куй вполне достаточно для исчезновения рода людского с лица Земли - поэтому второй эпохи Куй случиться просто не может. Собственно, ей не с кем будет случаться.

Таким образом, имеющиеся скудные сведения о звере пицзеци позволяют заключить, что появление этого животного в мире воспринималось в древнем Китае как неблагое предвестие грядущей эпохи Куй, несущей с собой поразительные по масштабам катастрофы и разрушения, и зверь пицзеци, так или иначе осознавая свою незавидную роль, этой роли отнюдь не радуется, хотя на нем самом вины никакой нет - как нет ее на часовом механизме установленной самими людьми адской машины.

И если кто-то вдруг однажды услышит за спиной характерное поскуливание и, обернувшись, увидит похожее на описанное Му Да животное, из больших печальных глаз которого неудержимо катятся слезы, пусть знает, что где-то вскорости может наступить безжалостная эпоха Куй.

Насколько нам известно, в общемировом масштабе такая эпоха пока еще ни разу не наступала [6]. Это легко понять из того, что человечество все еще существует и даже продолжает развиваться. Только вот куда?

Нам лишь остается напомнить по этому поводу: Куй и цзу!

Примечания

1. Зверь пицзеци не упоминается в таких сочинениях как: "Ши цзин" ("Книга Песен"), "Шу цзин" ("Книга документов"), "И цзин" ("Книга перемен"), "Ли цзи" ( "Книга установлений"), "Чунь цю" ("Весны и осени"; и это - странно), "Цзо чжуань" ("Комментарий Цзо [на "Чунь цю"]), "Го юй" ("Речи царств"), "Мэн-цзы", "Дао-Дэ цзин" ("Канон Пути и Благодати"), "Чжуан-цзы", "Ле-цзы", "Люй ши чунь цю" ("Весны и осени господина Люя"), "Янь-цзы чунь цю" ("Весны и осени Янь-цзы"), "Шань хай цзин" ("Книга гор и морей", и это еще более странно: уж где-где, а здесь-то хоть что-то про пицзеци могло бы быть. Увы! Ни строчки.), "Хань шу" ("История [династии] Хань") и во всех прочих династийных историях, "Соу шэнь цзи" ("Записки о поисках духов") и во всех прочих собраниях сяошо - вплоть до антологий "Тай-пин гуан цзи" ("Обширное собрание годов под девизом правления Тай-пин"), "И-цзянь чжи" ("Записи И-цзяня") Хун Мая (1123-1202), а также минских и цинских собраний; нет ни слова про пицзеци ни в одном поэтическом собрании, в буддийских и даосских канонических текстах, сочинениях Го Мо-жо, Мао Дуня и Ван Мина, а также в цитатнике Мао Цзе-дуна. Список можно продолжать, но мы, экономя время читателя, ограничимся приведенными выше примерами, из которых со всей очевидностью следует, сколь глубока лакуна наших знаний об этом звере. Подытоживая, можно с полной уверенностью сказать: о нем вообще нигде ничего нет. (назад)

2. Если попытаться понять эти слова в смысле переносном, чисто духовном, мы можем интерпретировать пицзеци как фактор раскрепощения сознания, высвобождения его из телесной оболочки (сродни придуманным в Европе две-три тысячи лет спустя грубым, искусственным психоделическим химикалиям типа ЛСД), способствующий возникновению у человека трансперсональных состояний различного уровня. При переживании таких состояний, как известно, человек становится способен, в частности, провидеть отдельные аспекты будущего, а также спонтанно выходить в астрал. (назад)

3. Таинственное животное, название которого можно перевести как "Ни на что не похож" (досл: "четырежды непохожий", "непохожий ни одно из четырех возможных"). Описания не сохранились. Сам термин периодически встречается в письменных памятниках без каких-либо объяснений‚ поэтому создается впечатление, что это животное хорошо было знакомо древним китайцам. Описания, например, курицы тоже ни в одном древнем источнике нет - ни в "Ши цзине", ни в "Дао-Дэ цзине", ни в прочих классических сочинениях. Если последняя аналогия покажется кому-то чрезмерно надуманной и профанной (с чем переводчики отчасти готовы согласиться), мы готовы воспользоваться иной. Она для нас тем более ценна, что как нельзя лучше подчеркивает издревле существовавшее, отнюдь не выдуманное Х. ван Зайчиком, а вполне реальное родство двух великих братских культур: китайской и русской. Итак: попробуйте найти где-нибудь в "Повести временных лет" или, скажем, в Ипатьевской летописи описание существ, известных как "ни рожи, ни кожи" или "ни рыба, ни мясо". (назад)

4. Тоже достаточно спорный и противоречивый мифологический образ. В "Шань хай цзине" про него сказано, что когда куй ходил по морю, поднималась буря. Есть сведения, что легендарный Хуан-ди (Желтый Император) содрал с куя кожу и натянул ее на барабан, звук которого стал после этой операции слышен аж на пятьсот ли. Кстати, у этого быка рогов вовсе не было. Описание куя носит явно отрицательную окраску, что, несомненно, сближает его со зверем пицзеци. (назад)

5. Иероглиф цзу допускает подобные варианты перевода с одинаковой степенью вероятности: он значит и "достаточно", и "нога". Последнее толкование фразы "Куй и цзу" принадлежит самому Конфуцию - мы узнаем об этом из "Ханьфэй-цзы", гл. "Вай чу шо", где приведена беседа между Конфуцием и луским князем Ай-гуном. (назад)

6. Относительно локальных эпох Куй мнения как переводчиков‚ так и консультантов разделились в очередной раз. Спектр высказанных суждений был весьма широк. Э. Выхристюк‚ например‚ полагает‚ что локальных эпох Куй быть не может принципиально‚ и Учитель с самого начала вкладывал в этот термин всечеловеческий смысл. В. Рыбаков же‚ напротив‚ считает‚ что локальные эпохи Куй переживались и продолжают переживаться отдельными цивилизационными очагами довольно часто‚ даже регулярно‚ и обращает внимание на то‚ что само название подобной эпохи звучит по-русски как повелительное наклонение от глагола "ковать"‚ что при близком родстве русской и китайской культур не может быть случайным. Смысл же производного от "ковать" термина "перековка" или‚ тем более‚ "социальная перековка" для российского читателя в комментариях не нуждается. В. Рыбаков даже делает несколько экстравагантный вывод: везде‚ где одни люди начинают каким-либо образом (социально‚ психологически‚ экономически‚ биологически) перековывать других‚ наступает эпоха Куй; однако этот вывод представляется большинству коллектива недостаточно аргументированным. (назад)