«Я никогда не видел ни одной фотографии, на которой Дюша был бы мрачным.
Вообще-то изначально он был пианистом. Но когда выяснилось, что пианино сложно таскать с собой, когда ездишь автостопом по Прибалтике в поисках несуществующих фестивалей, он мгновенно выучился играть на флейте. Мы сидели в Таллине на Хипповой Горке и разучивали по ксерокопированным нотам двухголосья в песнях Битлз: "Tell Me What You See", "Hello Little Girl" и "I'll Keep You Satisfied".
Мы предпочитали петь неизвестные песни, потому что в таком случае чудеса красоты творили мы сами, не имея понятия, как это пелось в оригинале. Каждая новая песня существенно добавляла счастья в жизнь.
Потом Эрик Горошевский, чтобы показать, что он настоящий тиран-режиссер, обругал только что записанные нами "Притчи Графа Диффузора" и велел Дюше целиком переключиться на театральную жизнь. Андрюшка ездил к нему куда-то в Пермь и приезжал печальный. Но как-то мы все равно продолжали музицировать. Потом Дюшка сыграл у Эрика корнелевского Сида - и так светился и горел в этой роли, что мы все чуть было не вернулись обратно в театр; спасло только то, что Горошевский начал убеждать Севу Гаккеля играть какую-то роль в совершенно голом виде. Сева подумал и отказался: эта застенчивость сэкономила "Аквариуму" много времени и нервов. Да и театр как-то незаметно развалился, потеряв очередное место для репетиций. Но Дюшка после "Сида" стал совершенным героем, и "Аквариум" заметно усилился.
Дюшка вообще распространял свет вокруг себя. Даже когда он серьёзно выпивал, в нем все равно двухсотваттной лампой светилась готовность плюнуть на всё неправильное и заняться чем-то правильным. Не помню, чтобы он когда-либо циклился на "мрачной стороне" жизни.
Да что тут говорить - не каждый человек мог бы заболеть раком, потом плюнуть на это и запить, да так положительно, что от рака и следа не осталось. По-моему, это - единственный такой случай в истории человечества. Да и человек он был такой - единственный.
И при этом он, по счастью, никогда не казался ангелом. Всякое бывало и в разные стороны заносило (как и всех нас) - но товарища легче него у меня никогда не было. И до, и во время, и после.
Во всяком случае, я его помню именно так. Я познакомился с ним, когда ему было пятнадцать лет - вот точно таким он и оставался до самого конца.
Кто бы сказал, что жизнь ему выпала легкая, - наверное, соврал бы. И что он носил в себе - не наше дело судить. И все равно, я никогда не видел ни одной фотографии, на которой Дюша был бы мрачным.
Мир душе его».
БГ, 2002.